Но почему же Нил Петрович так быстро отказался от благородной деятельности? Почему так стремительно в нем угасло искреннее желание помогать людям, принимать участие в их судьбе? Ответ прост: Мухоморов был слишком далек от простых смертных. Увы, против собственной природы не пойдешь, каким бы хорошим ты ни хотел казаться. Слёзы несчастных старушек и одиноких матерей вызывали в нем не сочувствие, а раздражение. Когда перед ним распахивалось израненное сердце и разворачивалась настоящая трагедия жизни, Нил Петрович размышлял о том, в каком ресторане он сегодня будет коротать остаток дня.
Когда Нил Петрович подъехал к офису, то не удержался от искушения заглянуть в Думу, чтобы своим цветущим видом позлить бывших коллег. В дверях он столкнулся со своим старым знакомым, Павлом Платоновичем. Его сухая, сморщенная фигурка всеми силами хотела скрыться от глаз Мухоморова, но увы, сегодня ему все же пришлось состроить приветливую мину и перекинуться парой заготовленных фраз, тем более он знал, с чего Нил начнет разговор.
– Здравствуйте, Павел Платонович! Очень рад вас видеть! Сколько лет сколько зим! Как ваше ничего? – Бросив эти заученные, лишенные всякого участия фразы, он протянул ему свою чистенькую руку в белоснежном манжете, смастерил лучезарный приветливый взгляд и даже выдавил подобие улыбки. «Как ни в чем не бывало», – с досадой подумал Павел Платонович. Безмолвный собеседник пристально взглянул на Мухоморова, и в этот миг вихрем в его голове пронеслись мучительные воспоминания о прошлом. «И что она нашла в нем? И как я мог все это допустить? Старый болван, сам виноват. Так бы и придушил его своими собственными руками, чтоб навсегда стереть эту дурацкую насмешку с его самодовольного лица. Несмотря ни на что, улыбается, наслаждается жизнью, о ней конечно же и не вспоминает, мерзавец! Уверен, в депутаты он пробился, только чтобы мне досаждать». Казалось, в эти доли секунды Павел Платонович еще больше помрачнел и осунулся, но ни один его мускул не дрогнул, и паутина глубоких морщин осталась неподвижной.
Несколько секунд двое мужчин смотрели друг на друга в каком-то тупом безмолвии и оцепенении, совершенно не зная, что ещё сказать друг другу. Но если мысли Нила Петровича действительно ограничивались деревянным, бесчувственным приветствием, то сердце Павла Платоновича буквально рвалось на части. Оставаясь наедине с самим собой, он так часто представлял, как обрушит свою ненависть на того, кто в одночасье отнял у него все. Он мечтал уничтожить Мухоморова, раздавить его, хотел заставить его страдать, как некогда страдал сам. Но сейчас он лишь вымолвил жалкое «Прощайте. Я спешу». И конечно же Нил Петрович не заметил в его руке две алые розы и не вспомнил, что сегодня годовщина со дня ее смерти – обо всем этом он забыл, это было таким далеким прошлым, а сейчас все его мысли были устремлены в будущее, обращены к жизни.
Покинув через полчаса здание Думы, Нил Петрович наконец добрался до своего офиса. Нужно отметить, что рабочее место Мухоморова было весьма уютным. В центре кабинета помещался большой стол, рядом с ним – огромное кожаное кресло, которое так и приковывало к себе своей мягкостью. Вдоль стен были расположены стеллажи, заполненные самыми разными книгами, которые служили прекрасным предметом интерьера. Окна выходили на небольшой скверик, поэтому весной кабинет наполнялся приятным запахом цветущей сирени. Казалось, вся обстановка была подчинена тому, чтобы Мухоморов всеми силами самоотверженно служил на благо обществу, но увы, он абсолютно бездарно тратил отведённое ему время. Вот и сегодня он лениво перебрал бумажки, на которых заботливой рукой секретарши Юленьки были обозначены основные повестки дня. Покрутился на стуле вокруг своей оси, словно на аттракционе, почесал затылок, потёр бровь, покашлял, но так и не нашёл, чем бы ему заняться. Наконец ему надоело сидеть в полном бездействии; он предвкушал предстоящее путешествие и мыслями был уже очень далеко. Он снял трубку, набрал знакомый номер, вызвал помощницу в свой кабинет.
