Гид по чаю и завтрашнему дню - страница 16



Но затем карта выводит меня на пешеходную дорожку, разрезающую акры газона фисташкового цвета. Спенсер прошлым вечером упоминал про реку Итчен между ложками заварного крема с ванилью. Отсюда я вижу знаменитую достопримечательность, ленточкой извивающуюся в сторону центра города. Дорожка скользит рядом с плавно текущей водой. Я одна. Не знаю, что делать с этой тишиной.

Моя жизнь в Майами наполнена шумом. Каждая мысль сопровождается игрой на пианино и барабанах или лаем соседской собачонки. На кухне пекарни я живу в окружении радостного смеха и шуток; шума прибоя и улюлюканья туристов. Мой пейзаж – гром и шелест от птиц, дерущихся за цветы, ежедневный крик диких петухов.

Но сейчас здесь только я, река, мокрая трава и то, что осталось от моего сердца. Мой разум заполняет пустоту шумом моего дома. Он вопит в моей голове, что мы со Стефани когда-то бегали вместе каждую субботу по мосту Ки-Бискейн. Мозг заполняет пустоту и людьми: как мы с Андре гуляли по людной набережной в Майами, делили мороженое и поцелуи перемазанных пекановым маслом губ, пока моя рука была в заднем кармане его джинсов. Мой разум поет теплым высоким голосом бабушки:

– Mi estrelita. – Звездочка моя. – Пора готовить тамале. Ven. – Идем.

Но не сегодня и больше никогда.

Dios, мне здесь не место. Я не смогу рассказать этой незнакомой зелени и мраморно-серому небу о последних трех месяцах. Как бы ни считали мои родители, Майами лучше знает, что со мной делать.

Дорожка обрывается в городе, и становится понятно, насколько я далеко от дома. Я перехожу на быстрый шаг. Старый… старинный… очень старый. Это место так и просит снять спандекс с кроссовками и облачиться в платье с корсетом и туфли-лодочки. Когда эти дома с красными дверями и вьющимся плющом были построены? На каждом углу окна с орнаментом и гербовые эмблемы. Многие каменные поверхности сточились до острых углов; в одной из стен желобок, словно по нему когда-то бежала кровь.

Я иду по узким улочкам, настолько тесным, что встречные велосипедисты трутся плечами. Здесь есть все: кофейни, магазины, автомобили, едущие по левой стороне дороги. К тому времени, как я оказываюсь на шумной главной улице, я уже не тренируюсь, а осматриваю достопримечательности. Нужно понять, где я.

– Ты ведь Лайла? Из «Совы и ворона»?

Из дюжин улиц мои «Найки» привели меня прямо к… Я отрываю взгляд от телефона, чтобы убедиться: в пяти футах от меня стоит Орион Максвелл. На лоб сдвинуты защитные пластиковые очки. Он скинул кожаный бомбер, и теперь одет в клетчатую рубашку. Рукава закатаны по локоть, на руках резиновые перчатки.

– Э-э-э, привет.

– Теперь ты в моей миске, – говорит он. Я хмурюсь, и он добавляет: – На моей улице. – И когда я чувствую, как мой нос морщится, он улыбается и указывает в сторону ближайшего перекрестка. – Наш магазин вон там.

Я прослеживаю за его рукой и замечаю фасад магазина, обшитый белыми деревянными панелями. Даже отсюда я вижу огромную «М», написанную поверх стилизованного листа. Чайный магазин Максвелла.

– Если твой магазин там, тогда почему ты… – Точнее, что он здесь делает? Рядом с его массивными ботинками стоит бутылка с пульверизатором, ведро с водой, несколько щеток и губок.

Его лицо мрачнеет.

– Магазин Виктории разукрасили. – Он берет кисточку и указывает на мокрый черный круг на стене. – Должно быть, прошлой ночью постарались. Я хотел убрать все до открытия. В последнее время их появляется все больше и больше.