Гид по чаю и завтрашнему дню - страница 22
– Значит, он сказал, что твоя кровать выходит на север? – Он смеется. – Вот же идиот. Обожает суеверия. У него их целый склад в голове.
В Китае считается, что число четыре приносит неудачу. Теперь понятно, откуда это.
– Интересно, – говорю я, следуя за ним в фойе. Мы выбираем боковой выход, что рядом с кухней, потому что он ближе к церковному дворику. Тусклый свет люминесцентных ламп всегда включен, и сегодня миска с фермерской клубникой ждет на столе Полли – или меня – чтобы мы сделали из нее компот для масляных бисквитов с начинкой на завтрак. Прошло три дня после того, как я работала всю ночь, чтобы исправить свою промашку с тортами. И столько же дней с тех пор, как Полли была вынуждена признать, что мои переделанные торты получились невероятно вкусными и что я заслуживаю места на ее кухне.
При одном условии:
– Мы будем готовить по рецептам из моей папки. И только по ним, – сказала Полли. Если я хотела работать с мукой и сахаром, я должна была согласиться. Но Лайла Рейес из Майами не была бы собой, если бы у нее в запасе не было своих идей и трюков.
Мы с Гордоном пересекаем боковую парковку «Совы и ворона». На соседнем каменном здании висит деревянная дощечка, как и на многих других церковных приходах в Англии. Ничего не говорится о том, что группа подростков не может находиться в его дворе поздно вечером.
Орион хлопает Гордона по плечу, затем указывает на один из моих коротких рукавов.
– Ты бы лучше сбегала обратно за джемпером.
– За чем?
– Прошу прощения. За свитером.
– Мне не холодно, – говорю я. По правде говоря, пальцы на ногах превращаются в сосульки, торчащие из шлепанцев, а волоски на руках встают по стойке смирно. И все равно нет. Я вспоминаю о летних ночах в Майами. Теплый асфальт под босыми ногами и мускусный ветер, все еще прогретый от дневной жары.
Орион пожимает плечами.
– Как скажешь. – Он оборачивается к остальным троим и говорит: – Это Лайла. Она из Майами, приехала на лето в «Сову». После двух недель использования одной с Гордоном ванной она уже, скорее всего, знает о его любви злоупотреблять парфюмом.
В нескольких ярдах от него Гордон одной рукой печатает сообщение, другой – показывает Ориону средний палец.
Друзья стоят на расстоянии друг от друга, как углы треугольника. Вдруг темнокожий парень, на голову выше Ориона, делает шаг вперед, загораживая остальных. Он протягивает руку.
– Реми.
– Лайла.
Улыбка Реми приправлена бесконечной теплой добротой, а сам он одет в рубашку с закатанными рукавами, рваные джинсы и кроссовки.
– Подождите, народ. Я видела ее в окне. – Гнусавый голос доносится с деревянной скамейки. На ней лежит девчонка, перекинув через спинку обтянутые черными джинсами ноги и болтая в воздухе пурпурными кедами «Конверс». – Почти закончила. – Девчонка со скамейки одета в серый эластичный топ и жилет с замшевой бахромой, подчеркнутый огромным бирюзовым кулоном на цепочке. Мне бы такой образ не пошел, но он отлично сочетается с ее бледной кожей и светлыми волосами.
Она закрывает сиреневую тетрадку и резко встает.
– Прошу прощения. Должна была накидать идеи, пока не забыла, – говорит она и перелистывает страницы. – Я Джулс. Только не зови меня Джулианной.
Орион быстро поясняет, что они с Реми встречаются, семья Реми владеет лучшим пабом в городе, а Джулс пишет песни.
Орион добавляет:
– Только учти: следи за словами, иначе она может использовать их в своей песне.