Останавливаюсь у ветхой лачуги. Хотя, как лачуги? Она большая и двухэтажная – отличается от простых домов. Вполне себе типовая таверна, как я ее и представлял. Вон даже вывеска на цепях висит с названием кхм… Ласточкин Стреломет. Серьезно?
Пару раз выдохнув, открываю створчатую дверь.
И первое, на что наталкиваюсь – это взгляд старика, протирающего сальной тряпкой стол. Сколько же я вижу в его глазах боли от того, что я явился им. Сразу становится ясно, что меня тут знают и не очень-то и уважают. Правильно девочка сказала – хулиганить я любил.
– Господи-и-ин, – дергается глаз бородатого седого мужика. – Вы… живы?! Слава Первозданному!
Угу, конечно. Ты забыл добавить голосу радостную интонацию. И кто такой Первозданный? Местный идол? Бог? Герой?
Приветливо киваю.
– В… вам выпить, господин? Как всегда?
Отрицательно качаю головой:
– Меня… хм… никто не искал?
Старик явно тревожится моим вопросом. Косится на лук за спиной:
– Да как жешь, господни. Искали всей деревней. Городом, язык мне оторвать, если вру. Ваш отче, благослови его Первозданный, весь гарнизон вывел, леса прочесывал и…
Что-то тут не так. Перебиваю:
– Врешь ведь?
Пауза. Трактирщик мнет тряпку, опускает голову:
– Не гневайтесь, господин. Вроде как искали вас… Но я человек занятой, ничего не особо-то и не ведаю… Вы бы спросили у другого кого. Вас, наверное, заждались в замке, да?.. Послать весть, что вы живы-здоровы?
Понятно. Как я и думал, мое благородное происхождение ничего не значит. Никто меня не искал, никому я нахер не нужен. Пропал толстяк и полстраны радуется, что на одного алкаша меньше. Вот только странно это. Какими бы плохими я не был, разве родственнички в замке могут так просто плюнуть на пропажу меня благородного?
Короче, желание возвращаться домой резко убавляется. Тихо хмыкаю:
– Нет. Я тут побуду пару дней. Никому обо мне не говори, хорошо? Считай, что я как пропал, так и пропал. Есть у тебя свободная комната?
– Есть, как не быть. Но…
Перебарываю внутреннего скупердяя, еле выдавливаю из себя:
– Денег подброшу за молчание, – язык сам неохотно добавляет: – Немного…
– Да что вы, господин! Какие деньги! Вы… гость у нас частый, постоянный, стал-быть. Я молчу и никому ни слова. Так что вам еще угодно будет?
– Есть. Спать. Всё.
– В… выпить? – чуть ли не со стоном спрашивает старик.
Мне его прямо жалко. Что же я тут вытворял?
– Нет. Воды и еды. И спать. Никто пусть меня не беспокоит.
Вижу удивление в глазах старика. Блин, похоже, я выхожу из образа того, кем меня привыкли видеть.
– Ладно, и выпить. Побольше. Принесешь ко мне.
Во-о-о. Теперь он привычно расстроился.
– Сколько с меня?
– О, спасибо, но вы же знаете, с вас не берем… Не стоит меня проверять, господин. Для меня честь вас… обслуживать.
Уж не скрипнул ли он зубами? Твою ж, как неприятно-то. Как вообще можно пользоваться благами цивилизации ничего не давая взамен? Каким отвратительным хреном я был. Всеми нелюбимый, пользующийся положением сынком какого-то авторитета. Я хоть и страшный жмот, но плачу по счетам. Не всегда справедливую цену, но если на неё соглашаются, то разве это моя проблема?
– Сколько? – морщусь я.
– О, господин… – мнется старик. – Ну… стал-быть… смотрите… Сегодня у нас наваристая похлёбка с кониной и вчерашний хлеб. Сыр баба моя из погреба вытащила… Вкусный. Простите, господин, это лучшее, что есть. Вы просили… перепелок, но я так и не нашел этих… загадочных созданий, – косится на меня виновато, видит, что отвечать я не собираюсь. – Мд-а… Вот… Кушанье стоит два медяка, господин. До завтрашнего полудня комнатку вам за три отдам. Лучшую, – вздыхает.
