Гипно Некро Спам - страница 19

(Пауза. Только шорох каких-то помех в трубках.

Чёткое ощущение того, что на линии сейчас больше, чем двое).

– Что с Володей?

– Он, знаете, жив… Да.

– Что с ним?

– Вы меня так и будете перебивать?

– Послушай, щенок!

– Ой-ёй-ёй-ёй! Лариса Николаевна!..

[БАХ!]

– Что это за звук?

– Это выстрел, Лариса Николаевна.

– Что?.. Что там происходит? Кто там стонет?

– Ну зачем Вы задаёте все эти дурацкие вопросы? Ну кто ещё тут может стонать?

– Володя!!! Володя!!!

– Лариса Николаевна! Вы что, думаете Володя Вас сейчас слышит? Вот я, может быть, оглохну на одно ухо. А Володя Вас не слышит, нет. А хотите, что бы слышал? Хотите, я громкую связь включу? Только, мне кажется, ему сейчас не до этого. Да. Я ему тут рот залепил и член отрезал. Да, а минуту назад вон ногу прострелил. Да. Колено. Хотел привлечь ваше внимание. А то вы меня, кажется, не слушали. Вы привыкли командовать, да, Лариса Николаевна? А теперь Вы меня послушайте. Да?

Пауза. В два раза дольше предыдущей. Потом:

– Я вас слушаю.

– Вот и хорошо. Подождите. Я себе коньяка налью. У вашего сына замечательная коллекция крепких напитков. Да.

[Пауза]

– Да. Хороший коньяк, но! Бывает и лучше. Так. Значит, Володя… Володя ваш делает офигенный минет. Просто чума… Я знаю, что говорю. Он мне его целый год делал. По вторникам и четвергам. Вы спросите, что за странная хронология, и будете правы.

[Пауза]

– Да. Хороший. Коньяк в смысле. Да. По вторникам и четвергам. Тут, вы знаете, нужно сделать отступление. Совсем небольшое. Семья моя в то время как раз переехала в этот город. В тот, где вы сейчас, Лариса Николаевна, живёте. Вот Вы сказали мне в начале нашей беседы «Молодой человек». А в то время я был ещё моложе. Папа получил хорошую работу, и мы переехали в Тюмень. И в девятый класс я пошёл уже в другой школе, за тысячи километров от своей родины и друзей. Но ребята в новом классе оказались нормальные, и я очень быстро влился в новый коллектив. Вы вот слушаете меня, Лариса Николаевна, и не улавливаете никакой связи. Это я так специально. Интригу сохраняю. Я тут целых пять лет учился, как рассказывать истории интересно. Даже диплом есть. И по профессии я работал. Недолго, правда. Пытался рассказывать интересные истории в глянце и за деньги. А там – в моей истории – я переехал в новый город, пошёл в новую школу и обрёл новых друзей. Уроки Начальной Военной подготовки у нас вёл рыжий капитан Тарасов, раненый в Афгане. Он однажды повёл нас в городской стрелковый тир – отстрелять положенное по учебной программе количество часов. Мы стреляли из мелкокалиберных винтовок. Потом нам разрешили сделать по паре настоящих выстрелов из пистолета. Я стрелял вторым. И попал в десятку. Три раза подряд. Тренер по стрельбе, который выдавал оружие и патроны, спросил у нашего военрука, как меня зовут. Подошёл ко мне. Спросил, не занимался ли я стендовой стрельбой. Я сказал, что нет. Тогда он спросил, не хочу ли я походить в секцию стрельбы. Прямо здесь в городском тире. Я посмотрел на завидующих одноклассников и сказал: «Хочу». Тогда тренер протянул мне руку и сообщил:

– Зовут меня Владимир Иванович. Занятия у нас по вторникам и четвергам.

[Пауза]

– Здорово я, да? Согласитесь, сохранял интригу до самого последнего момента, да? Мне самому понравилось. Вы знаете, моя мама считает, что я умею хорошо рассказывать. Вот она сама рассказывать совершенно не умеет. Не получается у неё сохранять интригу. Взяла как-то напилась и вывалила мне, что когда ей было семь лет, её трахал её же старший брат. Которому было тринадцать. И вот теперь я знаю, что дядя Боря – грязный у*бок, который насиловал мою маму. А знаете, как моя мама с моим отцом познакомилась? Маму мою, кстати, Анной зовут. Её девичья фамилия Богданова. Она когда-то в Барнауле жила. Журналисткой работала. Вот тут, я думаю, мама или врёт, или была ненастоящей журналисткой. Хотя вот вспомнил, говорила, что участвовала в предвыборной кампании Михаила Евдокимова – был такой артист – губернатор. Как Шварц в штатах. Умер уже лет двадцать назад. Не Шварц. Этот, по-моему, после четвёртого Терминатора нихт мозгам. Так моя знакомая одна говорит. Ну а мама моя, короче, по – моему, была плохой журналисткой. Потому что Настоящая Журналистка – это Самая Злая Пи*да на этой планете. Я знаю, о чём говорю. Вы никогда не слышали о Спирохете из @chtung (!)?, [Ф] Ольге? Я их видел. И рукой даже мог потрогать при желании. Желания не было. Журналистки – Самые Злые Пи*ды на планете. Они никому не верят, вообще не боятся мужчин и пьют водку. Причём по своей собственной причине: от пива толстеют быстрее. Развести таких тёлок практически невозможно. Но моя пьяная мамочка рассказала вот такую вот историю. Я, Лариса Николаевна, всё очень вкратце, потому что речь сегодня не о моей маме – даже не обо мне. Но расскажу всё-таки. Действительно, вкратце. Сидит себе девушка Аня Богданова на работе, в редакции барнаульского какого-то там телевидения-газеты (я не знаю, честно. Не помню), а так как журналистка она плохая и хорошей темы найти может, а реализовать нет – сидит она себе за рабочим компьютером, в рабочее время по чатам разным общается. И нравится ей в одном из чатов какой-то человек. Такой себе инкогнито. Без фото. Но то, КАК пишет, ей ОЧЕНЬ нравится. Короче, тип этот, назовём его Геннaдий, прочухивает что-то Ане, что та собирает вещи, покупает на все деньги билет на самолёт и летит в Москву. И уже через несколько часов встречает этого Геннaдия. И оказывается этот Геннaдий совсем не таким, каким она себе его представляла. Геннaдий высокий, с огромной плешью, плохими зубами и в отвратительной рыночной одежде. Но он что-то говорит Ане, и та, открыв рот, слушает его теперь в реале. ЧТО, Лариса Николаевна, вы мне объясните, ЧТО??? должен протереть молодой симпатичной чиксе длинный, плешивый хрен, чтобы она его, открыв рот, слушала? А? Села с ним в Электричку до Влaдимира. В электричке он рассказывает ей, что он наёмный убийца. Что он работает на правительство. И что он не хочет, чтобы её видели с Ним рядом. А Аня всё это слушает. И (ВНИМАНИЕ!) верит. Я вообще… Я в шоке… Ну ладно. Дальше. Геннaдий оказывается никаким любовником: он тащит Аню в воняющий ссаниной и говном туалет электрички, где быстро, нетерпеливо сопя и плямкая ртом, пытается потыкать в неё своим вялым членом. А она, испытывая странную изумительную слабость и тошноту, стоит, упираясь ладонями в стену, и подмахивает Геннaдию. И после этого она его ещё полгода ждала. Одна. Знаете, почему? Потому что приехали они во Влaдимир, взялись за руки и пошли по улице. Курили одну сигарету на двоих, стоя на смотровой площадке возле какого-то монастыря и видя с огромной высоты немеряный кусок Влaдимирской области, за который заваливалось Солнце. Вечер. Геннaдий вдруг говорит, что ему пора. Что пусть выходит в этот же чат почаще. Что у него новое дело и что если он не выйдет на связь в течение двух недель, его больше нет. И уходит.