Лизун застывал в шкафу, и, похоже, выходило очень даже неплохо. Во всяком случае, по меркам Кик. Она ещё разок заглянула в свой многострадальный лабораторный блокнот проверить, что ничего не упустила. Вычитывать слова между подпалинами становилось всё сложнее.
Конечно, учёный помельче мог бы резонно заметить, что светящийся лизун не так уж далеко ушёл от вулкана из гашёной соды, но учёным помельче ведь не приходится сооружать запасную химическую лабораторию в собственном шкафу. Строго выражаясь – а именно так Кик всегда предпочитала выражаться, – ей вообще теперь не положено ни с чем экспериментировать, а уж тем более отстаивать лизуна, однако наука требует жертв.
Отсюда лаборатория в шкафу. Когда-нибудь Кик опишет в своих мемуарах, почему шкаф – не лучшее место для ведения научной работы. Места не хватает, ставить всё некуда, а главное, есть некоторое подозрение, что ковёр в комнате легковоспламеняем.
Кик щёлкнула выключателем, и комната вместе с тесным шкафом погрузилась в темноту. Лизун засветился инфернальным зелёным цветом.
«Класс», – подумала Кик и спустила с полки горелку Бунзена на пол, чтобы было где писать. Пожалуй, кое-какой плюс – один – у шкафа был. Кик стянула свой блокнот с комода, служившего ей рабочим столом, и отметила дату (9 сентября, понедельник), время (7 часов 23 минуты) и цвет состава (ближе к рвотно-зелёному). Полюбовавшись формальной точностью, она закрыла лабораторный блокнот. Когда вернутся родители, они смогут просмотреть все эксперименты, которые Кик проводила в их отсутствие, и прочесть её проекты следующих опытов.
Они будут так ею гордиться.
Довольная ходом эксперимента с лизуном, Кик сунула блокнот под мышку, включила обратно свет в комнате и захлопнула шкаф. Бабушка Миссури страдала болью в колене и наверх никогда не поднималась, но Кик на всякий случай завалила двери шкафа ворохом грязной одежды и отступила на шаг назад полюбоваться своей работой.
– Ну и свинарник, – довольно улыбнулась она и поскакала вниз. На завтрак в Дольней Пустоши принято было подавать сырную мамалыгу и овсянку с мёдом. Обычно это значило, что место у плиты прочно занято бабушкой Миссури и в кухне стоит дым коромыслом.
Однако сегодня это значило хлопья с молоком и необходимость бочком обходить дыру в полу.
Строго говоря, дыра была накрыта. Бабушка заколотила её куском клееной фанеры, но Кик всё-таки осторожно протиснулась вдоль краёв заплатки. Не хватало ещё провалиться в дыру и отправиться в школу, воняя болотом, как Фиггис.
Она насыпала себе в миску пшеничных подушечек и основательно принялась за еду, вслушиваясь в бабушкино тук-тук-тук в приёмной зале. Что-то тут было нечисто. Так рано бабушка Миссури клиентов никогда не принимала, и потом…
Дзинь! Дз-з-зинннь!
Звонят в дверь! Сердце Кик подскочило, как ртутный столбик в термометре. Мама? Папа? Кик метнулась вон из кухни.
Дзинь! Дз-з-зинннь!
Кик припустила. Как следует.
О-ой-й!
На полной скорости она ступила на коврик в прихожей, и тот заскользил под ногой. Кик шмякнулась локтем о стену, коленом угодила в Сесила – бабушкино чучело медведя. С медведя свалился цилиндр. Батлер заверещал, Кик рухнула на пол. Перед глазами на пару секунд застыла пыльная люстра, а в голове пронеслось что-то вроде «сломанный копчик». Боль дикая.
И это были не родители.
С порога в прихожую шагнула её кузина, Каролина Фрипорт, и Кик отползла в сторону.
