– Он мне ее всегда чинил. Теперь, когда его нет, то и чинить не буду. Раз одна, то и буду ходить в сломанной!
И Эрик заметил! И смутился, что заметил. Помнит…
В конце мая нового 1998 года Анна видела Эрика в последний раз. Не его. Не они простились. А просто общий прощальный ленч для всей лаборатории.
С ней не поговорил, просто общий глупый трёп. Ничего ему не сказала, но отметила, что Эрик все также очень привлекателен для нее. Повадка, походка, манера двигаться, нижняя часть лица, губы и кожа рук. И Анна была, старалась, быть красивой.
Теперь вот с ненавистью смотрю на свои ноги. Кому они нужны! И больше никогда не увидимся, не поговорим. Что же, многие теряют любимых, не успев поговорить, и вот и я также.
Был, правда, взгляд Эрика через зал ресторана, когда Анна шла от телефона к столу. И это все. И руки не пожал, не поцеловал перед вечной разлукой.
Ну и ладно. Он дал мне многое. Я даже этот поганый диссер пишу, только чтобы стать с ним вровень. Да он во многом мне помог. И обрадовался, что посвящу диссер ему. А может, и не посвящу! Посмотрим. Он – последнее у меня в жизни. Дальше муть и серость.
В конце ноября того же 1997 года, когда Анна входила в воды тайфуна Гордона в Майями на другой конференции, ей вдруг пришла мысль. Совершенно неожиданная, не связанная с мыслями об акулах перед этим: Раз он не попрощался со мной перед разлукой, значит мы еще не расстались. И должны увидеться для расставания.
Это было неожиданно. Это понимание их слитности и неразлучности. Оттого, что не простились, не сказали «прощай навеки». И вторая мысль, уже в конце декабря. В книжном магазине, когда вдруг в отделе детских книг Анна увидела детскую книгу «Новый год в Мегаполисе». И открыла посередине – на развороте – ночная улица, и синяя ночь, и снег. Совсем как они часто бродили, такой же вечер. Она тут же купила для него. Почему? Ведь всегда все боялась дарить. Но тут книга как бы о них, об их чувстве, их ощущении Мегаполиса. Хотя отдаленно ничего не напоминает. И долго не решалась послать. Но потом были дни, когда всем посылала новогодние открытки, вспоминала людей, и расслабилась. И сделала пакет для него, тем более, вышли ее статьи и его (проклятая!) методическая. И отправила. Как в воду кинула. И неожиданно пришел нежный ответ: «Дорогая моя, спасибо тебе огромное за твой подарок. Это напоминает мне о некоторых очень счастливых днях из прошлого. Я надеюсь, что у тебя будет счастливый праздничный сезон. Я очень скучаю по Мегаполису и лаборатории. Надеюсь увидеть тебя и остальных в следующем году. С наилучшими новогодними пожеланиями».
Да. Эта книга вызвала те же чувства и у Эрика, добавив еще одну каплю к его ностальгии по Мегаполису. И он тоже вспомнил об их первом Рождестве. Горьком и разрывном, как казалось тогда. Ничего ведь не исчезает! Тогда оба думали, что это было горькое Рождество, но теперь помним это как наш счастливый вечер.
Любимая подруга Нэнси понимала ее, как никто другой. И сказала про тогдашнее фото Анны:
– В твоих глазах, как будто ты получила в жизни то, что никогда не имела.
И это правда. Этот период гармонии работы, творчества и личного счастья, здоровья нравственного и физического, периода полета – такого у Анны, за всю ее взрослую жизнь до Эрика, не было. Жалко, что все это было направлено, наверное, не на того. Что не продолжилось счастливой жизнью, хотя бы несколькими годами.
