Руководитель программы Мельников, главный конструктор Цибаркин и испытатель Гена Валеев уже который час кадр за кадром изучали полученные с веб-камер видеозаписи, сопоставляли их с цифровыми записями осциллограмм и аналоговыми показаниями регистраторов. Результаты проведённых испытаний во многом поддавались логическому объяснению и подтверждались теоретическими расчётами главного конструктора. И всё же, совершенно фантастическим и непонятным оставался главный вопрос, вопрос исчезновения аппарата и вопрос связи их опытов со вспышкой в ночном небе и последующим за ними раскатистым громом. То, что не вернулась на своё место потолочная плита, вопросов не вызывало. Так как траектория её полёта из-за прямоугольной формы и парусности по умолчанию могла быть хаотичной, то валяется она где-нибудь на пустыре, и никому не мешает. Главное, чтобы никого не пришибло. Да и кто может болтаться на промзоне, да ещё и ночью с субботы на воскресенье? Разве что сторожа.
– Геннадий Сергеевич, – Мельников ко всем сотрудникам лаборатории, в том числе и к Гене Валееву, за исключением, конечно, Цибаркина, всегда обращался по имени и отчеству, – можете пробить по всяким там социальным сетям, не было ли прошедшей ночью каких-либо происшествий. Что говорят про вспышку и гром, может кто что видел и так далее?
– Да легко Виктор Яковлевич, сейчас займёмся.
– Ну что скажешь Степаныч, есть какие-то предположения? – обратился он уже к Цибаркину, когда Валеев погрузился в плотную паутину интернета.
– Да сам ничего не понимаю. Видимо, генерируя гравитационные поля мы прикоснулись к чему-то неизведанному. Боюсь, мы стоим на пороге открытия, Виктор Яковлевич, непонятного пока открытия.
– А почему вдруг боишься-то?
– Да потому Виктор Яковлевич, стар я уже и здоровье пошаливает. А для того, чтобы об этом явлении заявить, как об открытии, требуется и время, и здоровье. Иначе коммерсанты от науки сначала всё загубят на корню, на взлёте так сказать, а затем присвоят всё себе. Я за свою жизнь с этим столкнулся не раз.
– О чём ты говоришь, Степаныч, о каком здоровье, в твои-то годы.
– Понимаешь, мои прошлые запои даром не прошли. Я ведь тогда и с инсультом познакомился. А теперь боюсь, не дожить мне до того дня, когда наш аппарат в космосе окажется. Об открытие и говорить нечего.
– Что это ты вдруг скис, Степаныч? Переработал видимо. Надо тебе развеяться, отдохнуть. Давай я тебя в санаторий устрою, здоровье тебе поправим и займёшься ты своим открытием с новыми силами.
– Нельзя мне в санатории, я там компанию себе найду обязательно и ударюсь в пьянку. На этом наша деятельность и закончится.
– Что-то ни то тебе не подходит, ни это. Ты действительно устал, от того и капризничаешь. Короче, даю тебе на понедельник выходной. Так что отправляйся домой, выспись, сходи в баньку с другом со своим Вазгеном, знаю, вы с ним закадычные банщики, а во вторник со свежими силами приходи в лабораторию. К тому времени мы с твоим Валеевым результаты испытаний в порядок приведём, и аппарат вскроем, посмотрим, что там к чему.
– Только не надо без меня аппарат вскрывать, обещай мне Виктор Яковлевич.
– Ладно, без тебя не вскроем, обещаю!
Перед уходом Цибаркин ещё раз обошёл эллипсоид со всех сторон, заглянул под аппарат, потряс его за торчащую пружину динамометра, посмотрел на зияющую дыру в крыше ангара, почесал затылок и направился к ожидающему его автомобилю. Мельников приготовил в кофе-машине, что была установлена в бытовке для всего персонала мастерской, две чашки ароматного кофе и одну из них поставил на стол перед Геной Валеевым.
