Бом убил вторую зверюгу, мы получили опыт, а из кустов вывалилась третья. Полуорк зарычал, требуя не мешать, и продолжил упоенное сражение. Убедившись, что он почти не пострадал, я чуть сместился в сторону и неожиданно оказался на берегу узкого, но достаточно глубокого ручейка. Тот самый древесный сок, что стекает сверху? Скорей всего – потому что ручей пах сладкой свежестью… этот запах иначе и не описать. В прозрачной, но чуть зеленоватой воде плавали лягушки, мелькала юркая рыбешка, даже колыхались водоросли.
Выпрямившись, я вернулся к краю немалого «островка» и оттуда осмотрел ствол так далеко, как хватило глаз. Подсчитав, повернулся в другую сторону и занялся тем же самым. Закончив, озвучил подсчеты подошедшим соратникам – включая опять победившего полуорка:
– Семнадцать. И тут, блин, десять слоев бытия – от адского до райского.
– Это еще как понимать? – сипло осведомился Бом, утирая с зеленого лица подозрительно красную жидкость.
– Он про такие вот площадки, – за меня ответил Храбр, окинув быстрым взглядом один из видимых боков исполинского Древа. – Мы сильно недооценили его высоту. Сколько тут?
Рядом с колоссом гудел ветер, частично отогнавший мрачный туман, а благодаря падающему сверху свету мы увидели гораздо больше, чем могли видеть раньше с края далекого обрыва. И сейчас я чувствовал себя муравьем, видя, что невероятной толщины ствол уходит ну очень глубоко в провал.
– Километр? – предположил Док.
– Или даже больше, – сказал Храбр. – Дерево бомбической высоты. А ведь до его кроны еще метров триста-четыреста. Почему такая красотища не в большой Вальдире?
– Не знаю, – ответил я и указал пальцем вниз: – Видите вон тот несчастный вырост? Он размером с половину футбольного поля.
– И там настоящий ад, – добавил Док и поежился. – Жуть…
Показанный мной островок выглядел обугленным и дымящимся. Но его терзал не огонь, а накатывающиеся и снова отступающие волны наэлектризованного тумана. Оказаться там – верная смерть. Это понятно с первого взгляда. Может, танк-хай и выживет, но нам до него далеко.
Мой палец сместился чуть выше и на этот раз был наставлен на прилепленный к стволу «островок» побольше. Там виднелись белые заросли с утыканными иглами ветками, между которыми проскакивали алые разряды молний. Туман туда тоже добирался, но по нему тут же бил веер разрядов, и мутный вал отдергивался, как ошпаренный. В зарослях кто-то черно-зеленый и крупный вел активную жизнь.
Я поднял руку выше. Очередной лепесток был локацией в миниатюре. Небольшой домишко, клочок зеленого луга с белыми пятнышками то ли овец, то ли еще кого, а над всем этим к стволу прилеплен гигантский кусок льда, откуда ветер сметал вниз снежную порошу. Фигура в черном плаще и с длинным посохом в руках неспешно шагала по заметаемому снегом лугу, вокруг носился здоровенный зверь – суд по повадкам, кто-то из кошачьих. От нас они далеко, и деталей не разглядеть, хотя каждый такой «лепесток» словно чуток подсвечен.
Выше – сразу две расположенных бок о бок площадки, между ними некогда был переброшен ныне провалившийся в середине каменный арочный мостик, а на заливаемых дождям пространствах мокнут небольшие рощи, неумело скрывающие какие-то руины.
Еще выше – и уже выше нас – новый островок с еще более величественными руинами, сплошь накрытыми виноградными лозами, судя по налитым гроздьям. В каждой локации свой климат, своя жизнь, но чем ниже – тем эта жизнь хуже. На нашем уровне все благополучно: клевер растет, медведи пасутся, рыбки плавают в живительном древесном соке. А вон на том высоко-высоко расположенном островке, считай, под самой кроной, куда улетел шершень, видна яркая радуга.
