Александра вернулась домой в восьмом часу растерянная и измождённая. Оставшееся время после эксперимента она и Раапхорст заметали следы. Большинство сохранившихся после ночного ограбления бумаг Евгений уничтожил или перепрятал, девушка свернула химическую лабораторию, утилизировав химикаты и почти всё оборудование в старой выгребной яме. Секвенц-проекторы было решено вернуть тем, у кого их арендовали, а воронов и орлов оставить в покое. Они по-прежнему оставались главными экспериментальными объектами, а потому Раапхорст был готов пожертвовать состоянием, оборудованием и многим другим, но не птицами. Единственное, что он сделал с воронами – спрятал их в подземной лаборатории, предварительно введя в транс.
«Возможно, придётся найти новое место. Сомневаюсь, что это в моих силах, потому прошу: поговори с отцом», – вспомнив о просьбе Раапхорста, Александра помрачнела. Говорить с Идисом ей не хотелось ещё больше, чем с сестрой.
«Если бы он знал, что за человек мой отец… Страшно представить…» – думала девушка.
Вестибюль дома Девильман был освещён огнями многоярусной люстры. Её свет лился с многометровой высоты на узорчатые ковры, чёрные лестничные перила, драпированные стены, картины в золотых рамах и прочую роскошь дворянского гнезда. Однако, Александра ничего не видела, погружённая в тяжёлые мысли. Нет, она шла не на казнь, она лишь должна была отужинать в тесном семейном кругу, но девушка не могла сказать точно, что для неё предпочтительнее.
«Вот… – мелькнуло в сознании. – Ещё один коридор, поворот, дверь, а там…»
Александра не успела додумать – кто-то схватил её за локоть. Рванувшись, девушка высвободила руку, обернулась и заметила улыбающуюся Клариссу. Та возникла из ниоткуда.
– Чего встала, идём! – воскликнула та и первая вошла в столовую. За дверью оказалась просторная комната с бежевыми стенами, накрытый для ужина стол, разнообразные блюда, напитки, суетящиеся слуги и хозяин дома – Идис Девильман. Мужчина, восседавший во главе стола, недовольно поглядывал на слуг и отпускал замечания. Его голос, низкий и повелительный, звучал, словно громовой раскат, и глаза, серые и строгие, внушали ужас.
– Ещё немного и могли опоздать. Вы же знаете, ничто на свете не должно ставить под сомнение пунктуальность Девильман. Так? – заметив дочерей, грозно пробасил Идис. Александра виновато потупилась, Кларисса хмыкнула и кивнула. Её глаза сверкнули, выдавая мрачное расположение духа. От надменной улыбки, которой старшая сестра только что одарила Александру, не осталось и следа.
– Садитесь, нечего стоять. Если не можете ответить, по крайней мере, не мозольте глаза. Алексу я рад видеть, но тебя, Клара… Целый день только и делаешь, что докучаешь мне, – произнёс Идис, смерив старшую дочь презрительным взглядом.
– Папа, не надо, – робко промолвила Александра, но Кларисса оборвала её резким жестом и, с трудом улыбнувшись, произнесла:
– Но чья в том вина, что я почти не покидаю дома? Будь моя воля, я бы не осталась здесь ни на минуту, дорогой отец.
Это было сказано почти ласково, но Александра поняла, что настрой Клариссы – лишь видимость. Сквозь маску спокойствия проступала клокочущая злость, нелюбовь, граничащая с ненавистью.
– Я так понимаю, есть ты не хочешь? – поинтересовался Идис, заставив Клариссу отвернуться. Она не могла выносить его взгляда, его слов, его лица. Мужчина усмехнулся и хлопнул ладонями. Тотчас в комнату вошли два широкоплечих эовина и встали за спиной отца Девильман.
