Поблагодарив всевышнего за этот подарок, он лег на нее и принял капсулу керогена. На этот раз сон пришел почти мгновенно, и вместе с ним – нестерпимая боль. Казалось, еще немного, и голова разлетится на мелкие кусочки, забрызгивая все мозгами и кровью. В глазах плавали разноцветные круги. В нос бил резкий тошнотворный запах. Саднило горло. Было больно дышать. В ушах выли миллионы бешеных котов. Он бежал, натыкаясь на стены, на деревья, на людей. Падал, снова вскакивал и бежал, подгоняемый проснувшимися дремучими первобытными инстинктами. Иногда у него в голове проскакивали какие-то картинки, похожие на слайды или на фотографии. Забор, еще забор, старая ржавая металлическая сетка. Пустырь с чахлым кустарником, листья вперемешку с мусором, какое-то тряпье. Инстинктивно, так и не понимая, что он делает, он зарылся с головой в кучу опавших листьев, которые в следующее мгновение стали ворохом забытых слов. Его органы чувств потеряли ориентацию, и запахи воспринимались глазами, а звуки на ощупь, как вонзающиеся в тело колючки. Потеря сознания спасла его от сумасшествия или смерти.
Неизвестно, сколько он находился между жизнью и смертью, пока в боли (он чувствовал их прямо в ней) не появились чьи-то голоса. Санитарный инспектор был не в состоянии разобрать слова.
Спустя вечность или мгновение, чувство времени у него тоже отсутствовало, он почувствовал губами край чашки и сделал осторожный глоток. Это было то, что нужно. Приятно горячая терпкая жидкость. Он выпил весь напиток. По телу прошла теплая волна. В голове немного прояснилось. Вакханалия сменилась низким монотонным гулом, который уже можно было терпеть. Один глаз приоткрылся, и санитарный инспектор смог разглядеть сквозь мутную пелену низкий потолок, тусклую лампочку и грязные серые стены. Скорее всего, подвал. Он лежал на куче прелых тряпок, но мучила его не вонь тряпья, а резкий неприятный запах, который шел из глубины памяти. Он был частью какого-то неприятного воспоминания, свернувшегося калачиком на краю подсознания, и теперь почему-то терзавшего его вонью.
Санитарный инспектор попытался приподняться, но сильная боль снова заставила его откинуться на импровизированное ложе.
– Да ты лежи, не рыпайся. Радуйся, что жив остался, – услышал он (еще было непонятно мужской или женский) голос. Голос продолжал что-то говорить, но каждое последующее слово становилось все тише и неразборчивей, словно говорящий удалялся от санитарного инспектора.
Он понял, что спал только когда проснулся. Самочувствие было намного лучше. Глаза открылись, шум в голове исчез. Тело почти не болело, но было ватным и не хотело слушаться. Он попытался сесть. Получилось с большими усилиями, но получилось.
То, что он принял за комнату, оказалось заброшенным давным-давно туннелем. На стенах еще оставались кое-где следы коммуникаций. Горели редкие тусклые лампочки, но об этом уже, скорее всего, позаботились его обитатели.
Тут же на полу в нескольких шагах от него сидели люди. Они что-то ели, оживленно беседуя.
– А, проснулся, иди к нам, – сказал один из обитателей туннеля.
Санитарному инспектору дали тарелку с бесцветной однородной массой. На вкус это месиво оказалось даже приятным, тем более что оживающее тело требовало своего.
Обитателей тоннеля звали Шланг, Кэмэл, Петрович и Носатый. Больше всего они походили на семью приведений за городом. Всклокоченные, небритые, в мешковатых однообразно-бесцветных тряпках с болезненными лицами, они словно сбежали из ночных кошмаров.
