Зверь, выразивший благосклонность, в любой момент был способен ощериться вновь, пружиной метнуться к незащищенному горлу расслабленного простака, растроганного коварной его лаской.
– Вопрос у меня к тебе, – произнес он безразличным голосом. – Вопрос такой: а зачем ты здесь?
– Вопрос простой, – сказал я, минуя надлежащую паузу. – Здесь настоящая работа. Здесь я в своей стихии. И если честно, то и не думал, что найду здесь то, чего не хватало в жизни.
– А чего не хватало?
– Большого дела. Азарта. И тех людей, которые сейчас вокруг меня.
– Во как! – не то изумился, не то огорчился он убедительности моего тона. – Значит, карьера не главное, так?
– Она может быстро закончиться, если претендент ей не соответствует, – сказал я. – Предложите мне сейчас место вашего зама, и я откажусь. Почему? Да вы меня завтра же съедите за некомпетентность.
– У нас на Руси в замы как раз берутся те, кто глупее начальников, – парировал он. – С такими спокойнее.
– Глупее, но с набором необходимых навыков, – прокомментировал я. – Чтобы начальнику за двоих не трудиться.
– То есть слабаком в профессии себя считаешь?
– Считаю, что должность начальника отдела – пока мой предел. Это называется разумная самооценка.
– Ну что ж, точно фехтуешь, – сказал он, вновь наполняя рюмки и вылущивая в них из пластикового корытца прозрачные, без мути солей, кубики льда. Водопроводную плебейскую воду тут не использовали, берегли здоровье.
Затем спросил вяло, с тяжело дающейся вежливостью:
– Закуски сообразить? Лимончик там?
– Вкус виски испортим, – отреагировал я.
– Да какой там вкус… Ладно. И позиция твоя мне нравится, коли не врешь, и работа… Во. – Перегнувшись к своему рабочему столу, он вытащил из папки какой-то плотный бланк с шапкой из разноцветья флагов, звезд и умещенной ниже вязью письма. – Благодарность министра внутренних дел Азербайджана. Возьми себе.
– Это за что? – спросил я, недоумевая.
– Да хрен его знает. Каких-то бандитов вы повязали, под чужими личинами скрывавшихся.
Из кутерьмы дел выплыло воспоминание: да, в самом деле, двое боевиков, взявших фамилии своих новых русских жен, растворились было среди населения Москвы, но прошел стучок, нагрянули мои парни по указанным адресам, и отправились затаившиеся было разбойники по месту совершения своих прошлых деяний, на историческую родину.
– Не припоминаешь, что ли? – искренне удивился Решетов.
– Вспомнил, – кивнул я. – Но ведь это так, рабочий эпизод.
– Я поначалу никакого опера в тебе не почувствовал, – поджал он губы. – Вообще странное впечатление сложилось…
– Какое же?
– Не из нашего профсоюза человек, гость залетный… И впервые ошибся. Да и не только я. Месяца не прошло, а в седле ты уместился как влитой в него. И коней гонишь, не загоняешь. Вот и выпьем. Чтобы ты узду чувствовал и стремена. Потому что и сам рабочая лошадь. Дядя-то как? – спросил нейтрально.
Я пожал плечами.
– Нечего сказать? – Вопрос хлопнул, как выстрел, и я сразу понял – ох, не праздный это вопрос, а злонамеренный и давно созревший в коварной его голове.
– Занятой человек… Общаемся редко… – проронил я.
– Да вы вообще не общаетесь! – рассмеялся он мне в лицо. – Ты для него никто, условный родственник, проверено. И выкинули тебя к нам, дабы подальше от сфер отдалить, так понимаю. А то начудишь там чего, а на него – тень… Но это я знаю, другие по-иному мыслят. И ты язык не распускаешь, родство не выпячиваешь, во вранье не усердствуешь. За что хвалю. Так что вывод: опора твоя единственная перед тобой сейчас и находится, уясняешь? Все, – добавил, поморщившись. – Свидание закончено. Свободны, подполковник.
