– Нет, господа, всё равно я решительно не понимаю, зачем нужно было частично разоружать «Победу», – опустив полупустой стакан с чаем, взволнованно произнёс мичман Беклемишев.
– Вижу, что вы не одиноки в этом непонимании, мичман, – хмыкнул лейтенант Черкасов, старший артиллерийский офицер броненосца «Севастополь», пять минут назад приглашённый коллегами с «Пересвета» к их столу. – Я слышал, что следующим в очереди на малую модернизацию стоит ваш корабль, господа.
Слова Черкасова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Перебивая друг друга, офицеры «Пересвета» дружно засыпали гостя репликами, доказывая тому абсурдность демонтажа части артиллерии с их и без того не очень-то перевооружённого броненосца. С улыбкой выслушивая доводы разошедшихся мичманов, иногда кивая, Черкасов молча прихлёбывал ароматный чай, ожидая, когда у оппонентов иссякнет пыл. Наконец, за столом установилась относительная тишина, взгляды «пересветовцев» скрестились на госте.
– Господа, вы и правы, и не правы одновременно, – отодвинув стакан в сторону, начал старший артиллерист «Севастополя». – Судите сами: погонные шестидюймовки имеют малые углы обстрела и абсолютно не защищены какой-либо бронёй. Снимаемые семидесятипятимиллиметровки нижнего яруса также имеют малые углы обстрела, также не защищены бронёй. Эти орудия годны лишь для отражения минных атак, и не больше. Ни одна их этих пушек не нанесёт каких-нибудь серьёзных повреждений хорошо забронированному противнику. Более того, если придётся вести бой в свежую погоду, они попросту не смогут вести огонь.
– Увы, это горькая правда, господа, и её надо принимать такой, какова она есть на самом деле, – продолжил Черкасов после короткой паузы на глоток чая. – Про орудия более мелких калибров – сорокасемимиллиметровки и тридцатисемимиллиметровые пушки даже говорить как-то неудобно. Современному истребителю снаряды из таких орудий – словно слону дробина, и хорошо, что эту бесполезную мелочь убирают с кораблей эскадры. Любой здравомыслящий командир предпочёл бы отбивать минные атаки парой-тройкой дополнительных шестидюймовок на борт, а не десятком этих «хлопушек».
– А в чём же тогда наша правота, господин лейтенант? – сверкнув взглядом, подал голос один из мичманов.
– Правы вы, господа, в одном – в том, что надо крепко думать, как усилить огневую мощь наших броненосцев, – обведя собеседников взглядом, ответил Черкасов. – К сожалению, «Пересвета» и «Победу» сложно назвать полноценными кораблями линии, ввиду их ослабленного главного калибра. И наличие на них многочисленной малокалиберной артиллерии нисколько не компенсирует данный недостаток.
В этот момент в ресторацию вошли три офицера с «Севастополя», и лейтенант Черкасов откланялся, спеша присоединиться к своим друзьям. Оставшиеся за своим столом мичманы-«пересветовцы» хранили молчание, обдумывая сказанное более старшим товарищем с другого корабля.
Начиная с начала октября, пожалуй, только ленивый не обсуждал и тишком не критиковал приказы и распоряжения наместника. Особенно когда эти неоднозначные решения касались его собственного корабля. Полностью перетянув на свою сторону начальника эскадры, вице-адмирала Старка, генерал-адъютант развил бурную административно-организационную деятельность. В результате полуостров всё больше и больше стал напоминать разворошённый муравейник, почти со всех сторон окружённый водами Жёлтого моря.
