Таю Тесменецкую Ефим также знал очень хорошо. Даже слишком.
Когда-то Анастасия Вацлавна работала в СКБ «Экран» инженером-технологом. Затем, – лет пять на заводе. А когда там начались сокращения, ушла в свободное плавание: инженерша стала хозяйкой и директором ателье по ремонту бытовой техники. Оно располагалось здесь же, в Бачуринском поселке. Ателье называлось «Мастерица». Насколько Ефим знал, хозяйствование у Тесменецкой получалось.
Ефим распрощался с Топталовым у залитых солнцем белых колонн Дворца культуры и направился на другой конец площади. В ателье.
Синяя линза сибирского неба собирала летящие сквозь ледяную Вселенную солнечные фотоны и густыми потоками бросала их на поселок. Напоенные энергией частицы ударялись о выгоревший асфальт, розоватые стены домов, зеленую листву тополей и прыгали в воздухе, словно крохотные резиновые мячики. Прохожие жмурились и старались попасть в угольную полуденную тень.
Когда майор пересекал площадь, пышущую жаром, будто сковорода, родная Интуиция вдруг напомнила о себе и толкнула его в грудь.
Мимикьянов остановился, повертел головой и понял, на что тайная советчица обращала его внимание. В одну из отходящих от площади улиц сворачивал внедорожник. Он ничем не отличался от той машины, что однажды уже встречалась ему на узкой дорожке. На той, что вела вдоль заводского забора в поселок.
Майора и автомобиль разделяло приличное расстояние: метров в сто. Но, ему показалось, что на номерном знаке выглядывали из-под грязи две запомнившиеся ему семерки. Внедорожник завершил свой маневр и скрылся за углом розового дома.
Мимикьянов проводил его взглядом и пошел дальше, имея ориентиром блестящую на солнце большую, в размер окна, вывеску. На ней молодая домохозяйка, превосходящая формами любую фотомодель, с вожделением держала обеими руками толстый гофрированный шланг пылесоса. Шланг был похож на удава, а поднятая вверх насадка – на его растянувшую в стороны пасть, готовую заглотить не только маленькую мышь, но, при случае, и неосторожного ухажера.
Подойдя к новенькой, без единой царапины, белой двери, майор вошел в ателье.
Здесь царила тишина. Уютно пахло канифолью и ацетоном. Посетители отсутствовали.
За прилавком застыла тоненькая светлоглазая девушка в нарядном голубом халате и шапочке.
– Вам Анастасию Вацлавну? Вон туда, – указала она остреньким подбородком на задернутые темно-зеленые шторы.
Ефим раздвинул тяжелую ткань и постучал в дверь.
– Войдите! – услышал он знакомый голос.
Майор открыл дверь и вошел.
Перед ним открылась небольшая комната. Ее пол лежал на полметра ниже уровня приемного зала. Владелица и директор ателье сидела за письменным столом.
Круглое лицо Тесменецкой совсем не загорело. Оно оставалось белым, как сметана. Только с переносицы сбегали на щеки едва заметные бледно-оранжевые веснушки. Ее широко расставленные глаза имели странную радужную оболочку – малахитово-зеленую, с черными крапинками. Как казалось Ефиму, она походила на большую, красивую лягушку.
Для себя он ее когда-то так и назвал: Царевна-лягушка.
Кроме письменного стола хозяйки, в небольшом пространстве кабинета помещался низкий чайный столик с двумя креслами, небольшой холодильник и целое дерево в покрытой лаком деревянной кадке. У растения был черный извилистый ствол и большие лапчатые листья.
