Но вся эта тема с моими пустующими амбициями потихоньку заглушалась вопросом: доеду ли я до дома живым?
И тут мое сердце неожиданно провалилось глубже в легкие, чтобы не было слышно, как бьется – а вот в горле начало пульсировать.
В автобус зашла девушка: каштановые волосы до плеч, зеленые глаза. Длинные тонкие ножки из-под пальто.
Клянусь чем угодно, это она. Это – та девушка с плаката! Мисс Совершенство. Только сейчас у нее в руке не было паровоза, и сама она – в сером пальто с красно-зеленым клетчатым шарфом, широко и свободно отброшенным вперед.
Она села прямо напротив меня. Я моментально забыл и про огурцы, и про Малера, и про свое жалкое состояние. Не смог найти ни одной точки, куда бы уцепиться, но ее не замечать. В любой другой момент, зайди в этот мерзкий автобус бомба с огромными оголенными буферами, я бы старался не пялиться, только чтобы та не подняла шуму. На нашем веку такие вещи опасны. Но здесь другой случай: я видел ее всего лишь второй раз (не считая тысячи часов, проведенных перед плакатом), но девушка – эпизод превратилась в весомый отрывок моей жизни, который я точно не смогу позабыть. Хоть метеорит упади через пару минут.
Мне вот кажется, что в те моменты, когда ты внезапно замечаешь новое прекрасное лицо, которое еще и смотрит на тебя (ох, твою мать), в голову автоматически резкими и грубыми картинами должны врезаться воспоминания о прошлом, которое разбило твое сердце. Твой мозг сам отпугивает тебя. Он тебя защищает.
А что было у меня? Пара знакомств. Кино, магазины. Смятая постель. Первый сексуальный опыт в четырнадцать. Усталость от вечных бабских обид и… Джесс-3000 – ой, стоп… Об этом вам пока рано рассказывать.
– Твою мать, Монсиньи! С кем ты там так громко треплешься? Почему я тут одна?
На секунду: отбой! Проснулась Абель. Нам с вами приходится выждать где-то минут десять.
Она встает с кровати голая. Лезет ко мне с объятиями и приставаниями, а я рисую в голове картины ее безумных сношений с Маркизом дю Санте. То, что должно стоять, падает, и я жалуюсь на волнение, слушаю ее жалобы по этому поводу и провожаю в душ. Теперь у нас есть еще лет сто. Эх… Какие сладкие сейчас будут воспоминания!
– Так вот, не отвлекайся, Жорж Монсиньи!
Я испугался и вздрогнул. Отчетливо же слышал эти слова, хотя сам молчал! Перевел взгляд на девушку. Она посмотрела на меня, и ее взгляд напрямую отражал повисший перед ней в воздухе вопрос: «Что это за идиот сейчас сидит передо мной?». Она как-то внезапно изменилась за эти две секунды. Погодите, сейчас вспомню, мне показалось. У нее из-под воротника пальто торчал ценник «200 единиц» вроде, а ещё она прямо передо мной в автобусе раздвинула ноги и указала пальцами прямо туда… Монсиньи, ты больной. Там в зале было накурено, а ты, дебил, надышался.
Я очнулся. Мне понадобилось прикусить себе язык, чтобы понять, что теперь это уже не сон. А еще я снова слышал, как орет ребенок и играет попса. Мисс Совершенство по-прежнему смотрела на меня, как на гребаного идиота, но лицо ее при этом уже искажено не было. Я ей глупо улыбнулся.
И тут она улыбается в ответ. Это самая прекрасная улыбка, которую мне доводилось видеть.
Ребенок не утихал: напротив, он начал орать ещё громче. Было уже тяжело это выносить. Она посмотрела в ту сторону (у нее безупречный профиль), снова развернулась ко мне и жестом изобразила тошноту – образно засунула два пальца в рот.
