Глаза жирафа, или Война стихий - страница 4

Роберт Прудовский с виду казался самым обычным селезнем, белым и сероглазым, как все селезни в Королевстве Джунглей. Никто не знал, что на внутренней поверхности крыла у него чернел знак в виде капли, означавший, что Роберт владел Стихией Воды. Поскольку магия в королевстве была под запретом, Роберт скрывал свою метку.

Ему было шесть лет (расцвет молодости у селезней), он любил читать и разгадывать ребусы и кроссворды, посещать театры и музеи в диких зарослях джунглей и всегда одевался броско – носил красные кофты и кепки. Красный цвет был его любимым, и даже перец он предпочитал красный, болгарский. Роберт был оптимистом, дома сидеть не любил, постоянно искал приключений и вообще планировал стать путешественником.

Роберт принадлежал к богатому и древнему роду королевских уток-аристократов. Часто по вечерам он изучал генеалогическое древо своей семьи в тайном подвале, который самостоятельно прорыл клювом под полом спальни. Он жил вместе с родителями в камышовом доме на озере Голубой Змеи. Родители очень любили Роберта, но другие утки обзывали его сухарем. У Роберта был только один друг – большой таракан. Но в то утро селезень купался один.

Как только селезень закончил утренний заплыв, он увидел жирафа, на спине которого сидела куропатка. Жираф медленно подошел к Роберту, остановился и, не мигая, уставился на горизонт. Куропатка слегка потормошила его клювом: жираф склонил голову, и куропатка ловко спустилась по его шее прямо к селезню.

– Добрый день, я Берта.

…В джунглях никто не знал, сколько Берте лет, но вот уже третье поколение животных считало ее долгожительницей. Обыкновенным куропаткам едва удавалось протянуть дольше четырех лет, а Берта жила уже чуть ли не полвека! Ходили слухи, что дело было вовсе не в ее особенно крепком здоровье или в гомеопатии, которой она лечилась от простуд, а в том, что Берта жила на жирафе по имени Петр. На голове у Петра располагалось ее всегда прибранное гнездо, а когда ее навещали подруги, она съезжала по его шее и принимала гостей у него на спине: это был вариант для близких, к малознакомым Берта спрыгивала сама, но далеко от копыт Петра не отходила. Как и родословная самой Берты, которую никто не помнил птенцом, загадкой для всех было состояние Петра: он почти никогда не шевелился при посторонних. Глаза его, не моргая, смотрели на линию горизонта, проступающую через ветви баобаба, у которого они жили с Бертой. Баобабу было известно все: и почему Петр не двигался, и как звали прабабушку Берты – но на то они и баобабы, чтобы все про всех знать и никому ничего не рассказывать.

Берта была предприимчива, она зарабатывала на жизнь своим талантом: по ее заговору любая птица могла превратиться на сорок семь минут в ничем не пробиваемое яйцо. Под брюхом Петра Берта организовала салон пернатой красоты. Там она превращала всех желающих в яйца, после чего перья у клиентов становились гуще и шелковистее, клювы вновь обретали остроту, а голоса – звонкость.

Мало кто знал, что Берта могла продать сертификат с кодом, по которому птица получала возможность стать яйцом удаленно, без участия Берты, но, разумеется, только один раз. Эти сертификаты Берта хранила у себя наверху, под гнездом, рядом со стопкой писем, написанных пером другой куропатки – ее возлюбленного Александра. Берта не знала, жив ли он, по правде, этого не знал даже баобаб, зато он не раз слышал, как Берта говорила Петру, что вернет Александра, нужно лишь дождаться подходящей птицы.