– Что ты здесь делаешь? – спросила Маруся, выходя из лифта.
– Тебя жду. Там Элиза, они ругаются.
– А ты при чем?
– Это ты при чем. Я теперь поняла, как можно быть плохой и совершенно невиноватой в этом.
– Твоя бабушка рассказала Валентине?… – перешла на шепот Маруся.
Лера кивнула.
– У кого мне попросить прощения? – спросила она.
– Бог простит. – Маруся кутала плечи и грудь в пуховый платок, хотя сентябрьская ночь была удивительно теплой и тихой.
Лера поискала бога в себе или рядом, но не нашла.
– И правда, пойду-ка я домой, – вздохнула Маруся. – Скажи, чтобы Валентина принесла мальчика покормить ко мне. И тебе, бедной, не дают покоя. – Она подошла и прижала голову девочки к своей ноге, поглаживая ее волосы.
– Я – гарантия, – сказала Лера.
– Как? – не поняла Маруся.
– Я гарантия поддержания их отношений. Элиза больше не хочет видеть папу и Антошу. Поэтому я буду иногда жить у нее день-два и на каникулах.
– Не хочет видеть Антошу, – кивнула Маруся, не удивившись.
– Я бы тебе объяснила, почему, но боюсь опять сделать что-нибудь плохое.
– Не надо, – Маруся еще сильней прижала к себе ее голову, – не объясняй.
Когда девочке Лере исполнилось восемь с половиной лет, она совершила свой первый роковой поступок.
В школе в тот день на завтрак давали глазированные шоколадом сырки.
– Не ешь их, – шепотом посоветовала Лере девочка Нюся.
– Почему? – подозрительно спросила Лера.
– Они просроченные, – опять же шепотом сообщила Нюся.
Лера задумчиво осмотрела сырок.
– Так не узнать, – уверила ее Нюся. – Мне мама сказала. Она работает в школьной столовой.
Лера разложила на столе обертку, изучила ее и с большим трудом обнаружила плохо различимые выдавленные цифры.
– Шестнадцатое, – сказала она, – а потом еще две цифры.
– А сегодня семнадцатое! – многозначительно посмотрела на нее Нюся. – Только никому не говори. Я тебе по секрету сказала, как подруге.
Лера внимательно осмотрела весьма упитанную Нюсю. Потом зал столовой.
– А если все отравятся? – спросила она.
– Не отравятся. Мамка сказала, что никто не отравится, просто мне их есть не надо. На всякий случай. Вот увидишь – никто не отравится.
Лера высидела в столовой до самого звонка. Никто не свалился в судорогах.
– Ты думаешь, мы подруги? – с сомнением спросила она у Нюси в классе.
– Конечно. Мы сидим за одной партой, и на физкультуре ты никогда не смеешься, когда я прыгаю или бегаю.
На следующий день столовая была закрыта, по младшим классам дежурные разносили сок в упаковках и печенье. А еще через день директор школы вызвала родителей Леры.
Пошел папа, потому что была его очередь посещать родительское собрание.
Вернувшись, папа Валя выпил стакан воды из-под крана и два раза полил цветок на подоконнике в кухне.
– Что? – всполошилась Валентина.
– Наша дочь написала кляузу в санэпидемстанцию. Что-то о просроченных продуктах в столовой. Как-то мне не по себе. Я не уверен, что все правильно понял.
– Что она написала?! – не поверила своим ушам Валентина.
– Я сам ничего не понимаю, кроме полной недоказуемости ее действий. В этом я абсолютно уверен.
– Прекрати меня пугать и нервировать, я и так вся чешусь! – повысила голос Валентина.
– В санэпидемстанцию городской управы по электронной почте пришло письмо от ученицы школы номер 1102, в котором сообщалось, что в столовой нарушаются правила использования пищевых продуктов, в частности, детям на завтрак предлагаются просроченные глазированные сырки. Столовая была вчера обыскана, факт доказан.
