У отца, Кремня и Жокея был допуск третьего уровня. Малыш мог только догадываться, какие тайны позволял им увидеть сорок второй этаж.
– Добрый вечер! Входите, господа, – сказал одетый в серый костюм мужчина, сидевший боком к ним за длинным Т-образным столом. – Располагайтесь. Координатор Линд скоро подойдёт.
Пока они рассаживались по другую сторону ножки буквы Т, Малыш успел бегло осмотреться. Отец говорил ему, что комната за Зелёной Дверью может оказаться какой угодно, но сегодня она выглядела так же блёкло, как лобби Дома. Неокрашенные бетонные стены, которые обожают дизайнеры лофтов, и огромное окно напротив входа. Пустующее кресло из каталога «Икея» во главе чёрного стола. Перед креслом – расставленные в безупречном порядке письменные приборы, стопка чистой бумаги и колыбель Ньютона с блестящими шариками. Офисная игрушка была единственной необычной деталью здесь – шарики раскачивались сами собой и постукивали, как показалось Малышу, упрямо, как будто надеялись однажды оторваться и сбежать.
«Похоже на декорацию», – подумал Малыш. Помещение выглядело неживым, ненастоящим. Даже вид на даунтаун ночного Бостона за окном – чёрные параллелепипеды небоскрёбов в мозаике освещённых окон – казался скринсейвером на экране монитора. Малыш посмотрел на сидевшего напротив мужчину.
Тот и сам казался частью стерильного интерьера. Мышиного цвета костюм, белая рубашка, тонкий чёрный галстук. Прилизанные волосы, гладкое лицо, не примечательное ничем, кроме губ. Мясистые, влажные, они казались на нём чужими. Как и приклеенная к ним вежливая улыбка, с которой незнакомец вернул Малышу его взгляд. Потом его крохотные, как иголками проколотые зрачки, обратились к Седому.
– Поздравляю вас, Двадцать Два-Один, – сказал мужчина. – И нас тоже. Пополнение в вашем отряде – настоящий праздник для нашего отдела. Выбор вы сделали неожиданный, но закономерный.
– Спасибо, – ответил Седой.
Его ровный тон, сплетённые на столе пальцы рук и прямая спина, не касавшаяся спинки стула, – всё говорило Малышу, что собеседник отцу неприятен. Судя по гримасам на лицах Жокея и Кремня, они целиком разделяли чувства командира.
– Ваш отец – самый настоящий драгоценный камень в фундаменте нашей Организации, – сказал незнакомец Малышу, продолжая кривить рот в поддельной улыбке. – Надеюсь, наступит день, когда я скажу так и о вас, Двадцать Два-Четыре. Или мне тоже называть вас Малыш?
Малыш, не отрываясь, смотрел на губы, которые впервые произнесли его официальный позывной. На тонкие ниточки слюны, которые натягивались и лопались между ними. Выходившие из них слова казались липкими, испачканными. Малыш решил, что ему тоже не нравится незнакомец. Прежде чем он придумал ответ, снова заговорил Седой:
– Слышал, вас тоже можно поздравить с четвёртым уровнем, агент Симмонс. Точнее, наблюдатель Симмонс, простите.
– О, благодарю вас, – Симмонс наклонил голову, на секунду блеснув небольшой проплешиной на затылке. – Мне, знаете, всегда казалось, что на двадцать седьмом этаже я смогу приносить больше пользы. Чисто случайно появилась вакантная позиция под мои компетенции.
– Комитет по этике, – процедил Кремень, не переставая катать монетку между пальцами. – Решаете за нас, кому жить, а кому умереть. И как умереть, да, Симмонс?
Теперь наблюдатель смотрел на Кремня. Выражение его лица и тон не изменились, но у Малыша возникло отчётливое ощущение, которым сопровождается скрип железа по стеклу.
