– Не пристало людям дары Виринеи принимать.
Сувр улыбнулся в бороду:
– От Куля нам ничего не надо. То добрый дар, сам Ен его пожаловал, чтобы людоедов одолеть.
Шотхе не поверил, опять замахал руками.
Листва на берёзе зашелестела, ветки закачало. Из-за реки к Ёдоли ползли тёмные тучи.
Шотхе крикнул сквозь шум ветра:
– Нам бы детей в место силы отвести. Как горы покинули, не учили их владеть даром предков.
Теперь родовики встали в круг и зашептались. За это время потемнело. Тучи закрыли полнеба. После совета вновь заговорил Сувр:
– Своих юнцов мы отправляем к мудрым на Стену Ена за луну до зимы, когда связь с предками крепче. Мои младшие сыновья тоже отправятся. – Ведун указал на свою челядь, что стояла у него за спиной. – Емве и Зарни. Тогда и своих проводить сможете.
Сверкнула молния. Ветер стих. С раскатом грома полил дождь. Люд разбегался по домам. Ретиш со Зрином слезли с берёзы. На опустевшем сходном месте только чужаки хохотали, кружились, раскинув руки, и подставляли лица дождю. Родовики посмотрели на их безумство и тоже стали расходиться. Шотхе вдруг замер и бросился следом за Сувром:
– Погоди, добрый человек! Последняя просьба. Где у вас дом хвалы? Надо поблагодарить Заккари.
Сувр вскинул брови.
– Разве возносить хвалу Ену нужно только в доме? Ен везде и всюду! Древние уже поплатились за то, что воздавали Ему только в домах и вспоминали только во время молитвы. Благодарите Его непрестанно, где бы вы ни были.
Сувр поспешил в дом. Чужаки тоже отправились к лодкам.
Ретиш и Зрин, несмотря на проливной дождь, медленно брели по глиняной улице. О добыче из-за ливня нечего было и думать. Придётся теперь до ночи выслушивать упрёки Благожи.
– Зато зудя размоет, унесёт в ручей, – утешил Ретиша Зрин.
В доме было темно. Топилась печь и горели свечи. Медара сидела за шитьём, отвернувшись ото всех. Под ногами у неё ползал Малуша, слюнявил сухую корку и улыбался всем, показывая единственные два зуба.
Зыбиш свернулся на лавке, укрылся с головой одеялом и стучал зубами, не то от страха, не то от холода. Тихуша забавлялся с камушками, перекладывая их в порядке, понятном ему одному.
Благожа уже сменила нарядную верховицу на обычную серую и раскладывала на тряпице семена чужаков. Одни были белыми, плоскими, размером с ноготь. Другие, пёстрые, – толстыми и кособокими. Зрин протянул было руку, чтобы рассмотреть пёстрое семя поближе, но Благожа глянула сердито и проворчала:
– Снимайте мокрое, пока не залили всё.
Зрин с Ретишем разделись в сенях, развесили на верёвке рубахи и вернулись к печи греться.
Благожа напустилась на них:
– Зачем человека из глины слепили? Да ещё изрубили его?
Ретиш пробормотал виновато:
– То ж не добрый человек был, а людоед. А ну как они снова пожалуют?
– Всех людоедов Ен покарал и изничтожил. Или ты во власти Его сомневаешься? Тогда рано тебе волосы растить, коль разума в них нет. Обрить бы вас со Зрином да выпороть при народе!
– Хотела бы обрить, так уже сказала бы родовикам, а ты скрыла, – сказал Зрин, посмеиваясь.
Ретиш потрогал волосы надо лбом. Коротки ещё, не видать. У Зрина они до плеч. Его как-то брили, Ретиш уже не помнил, за что. А вот у Медары коса длиннее, чем у Умира, хоть ему двадцать, а сестре только шестнадцать. Верно, она и родилась разумной.
– Смейтесь, пока смеётся. Недолго только вам веселиться. Придёт срок – заплачете, – ворчала Благожа. – Скольких я вырастила за свои сто восемьдесят витков – все вы одинаково кончаете. Хорошо, если сына за собой оставить успеете.
