Глобализация: повторение пройденного. Неопределенное будущее глобального капитализма - страница 37



.

Шумпетер, подобно Беллами и Веблену, верил, что бюрократизация экономической жизни под влиянием больших промышленных предприятий прокладывает путь к полноценному социализму:

Поскольку капиталистическое предпринимательство в силу собственных достижений имеет тенденцию автоматизировать прогресс, мы делаем вывод, что оно имеет тенденцию делать самое себя излишним – рассыпаться под грузом собственного успеха. Совершенно обюрократившиеся индустриальные гиганты не только вытесняют мелкие и средние фирмы и «экспроприируют» их владельцев, но, в конечном итоге, вытесняют также и предпринимателя и экспроприируют буржуазию как класс… Истинными провозвестниками социализма были не интеллектуалы и не агитаторы, которые его проповедовали, но Вандербильты, Карнеги и Рокфеллеры{72}.

В основе этой бескровной революции, по логике Шумпетера, был тот факт, что в крупных предприятиях «новаторство само превращается в рутину». «Технологический прогресс, – доказывает он, – все больше становится делом коллективов высококвалифицированных специалистов, которые выдают то, что требуется, и заставляют это нечто работать предсказуемым образом»{73}. В новом мире автоматического и предсказуемого прогресса размещением ресурсов вместо капиталистических предпринимателей будут заниматься центральные плановые органы.

Современники Шумпетера, кейнсианские стагнационисты, избрали совершенно иной подход. В отличие от Шумпетера, они опасались того, что технологический прогресс скоро остановится. Сам Кейнс писал: ««Природа» стала менее щедро, чем раньше, вознаграждать человеческие усилия»{74}. Новаторство угасло, рост населения замедлился, расширение географических границ остановилось, современная экономика соскальзывает в «вековую стагнацию»{75}. Стагнационисты считали, что в этих условиях полную занятость можно будет поддерживать лишь при направлении все большей доли государственных расходов на компенсацию недостатка частных инвестиций. В соответствии с этим Кейнс в конце своей «Общей теории» рекомендует «достаточно широкую социализацию инвестиций»{76}. Кейнсианцы вовсе не были врагами конкуренции на микроэкономическом уровне; просто они полагали, что в «зрелой» экономике роль конкуренции уменьшается. Теперь это здоровье «зрелой» экономики требовало, чтобы макроэкономические командные высоты контролировала технократическая элита.

Джон Кеннет Гэлбрейт считал, что триумф человека организации в соединении с кейнсианским управлением спросом порождает «новое индустриальное общество». Сурово критикуя неспособность последнего адекватно удовлетворять определенные социальные нужды, Гэлбрейт, тем не менее, верил, что новое индустриальное общество окончательно покончило с непредсказуемостью, заменив слепые рыночные силы дальновидной «плановой системой» или «техноструктурой». В этом отношении он считал, что в американской экономике большие корпорации играют ту же роль, что и государственное планирование в системе советского типа:

В Советском Союзе и странах с экономикой советского типа цены в значительной мере регулируются государством, а объем продукции определяется не рыночным спросом, а общим планом. В экономике западных стран на рынках господствуют крупные фирмы. Они устанавливают цены и стремятся обеспечить спрос на продукцию, которую они намерены продать. Таким образом, врагов рынка нетрудно увидеть, хотя в социальных вопросах трудно найти другой пример столь же ошибочного представления. Не социалисты враги рынка, а передовая техника, а также диктуемые ею специализация рабочей силы и производственного процесса и, соответственно, продолжительность производственного периода и потребности в капитале. В силу этих обстоятельств рыночный механизм начинает отказывать как раз тогда, когда возникает необходимость исключительно высокой надежности, когда существенно необходимым становится планирование. Современная крупная корпорация и современный аппарат социалистического планирования являются вариантами приспособления к одной и той же необходимости