Отец зверей и людей, хозяин ледяных торосов двинет свои корабли с северо-запада, с материка, где база поколения великих испытаний покрыта коркой толщиной в зимнюю ночь.
Два равных партнёра, подельщика, ночь и день, должны договориться. Это был почти что праздник, хотя и в духе беспросветности.
– Это так необычно… когда и где проходит эта граница? Фильм прервался, и вы заново набираете с первой минуты. – Мудрствовала Иннан.
После покупки пастбища прошло немеряно времени, но вроде бы ничего не изменилось. Тихо пожухло поле, а стройка космопорта так и стояла себе за высоким корявым забором. Господа в обруганных Энкиду воротничках не являлись, канули в свою суетливую жизнь.
– А чего ты хочешь? – Огрызнулся Ас довольно неуверенно.
Билл отвернулся от него и показал большим пальцем за плечо.
– Этот всегда смотрит один и тот же фильм. В конце герой выносит на спине врага и оба спасены. Все бредут друг к другу и шепчут слово победа.
– А ты что будешь делать в своей усадьбе? – Спросила Шанни.
Она слышала недавно, как бывший командир и нынешний землевладелец говорил на углу площади с инженером из ангара. До неё донеслись иные слова, но того, которое упомянул Билл, она не слышала.
В эту минуту створка окна шевельнулась, и они почувствовали, что стало холоднее. Энкиду приблизился к стеклянной фигуре и прикрыл окно. Да, ошибки нет… это он – ветер…
Ветер решил растерзать этот край, от моря к реке, приподнимаемой им, он гудел в трубы где-то на высоте и раздувались щёки ангелов.
Наутро – Билл проснулся и закаменел в постели. Ситцевая наволочка была холодна, в комнате было слишком тихо.
Выпрыгнул и визгнул – пол заледенел. В окне закрасили белым всё, до чего дотянулся ветер.
…Билл скатился с крыльца. Чёрные деревья торчали прутиками, на каждый прутик выдавили зубную пасту, белый и серый двор там, где снег не постарался.
Дядя выдал ему зимнее обмундирование.
Шуба из ошмётков всех шкур, когда-либо содранных на Эриду, волочилась за массивной фигурой, увенчанной рыжей косматой головой. Полы шубы продирали в снегу тропинку, оставляя по обочинам горстки снега, и позёмка курилась за разношенными сапожищами.
Вдалеке у крыльца шевелилась гора согнутого дугой Энкиду. Он скрёб снег, дорываясь до столь любимой им земли. Куртка из невнятного материала «чёртова кожа», по-видимому, была тем самым волшебным одеянием из мифа, прочитанного на корабле во время полёта, ибо служила ему ещё с нибирийской весны.
Билл издалека проорал:
– Застудишься!
Энкиду заторможенно распрямился. Во всём его развёрнутом формате ощущалась растерянность, но поклонник почвы не собирался сдаваться. Да и признаков обморожения Билл, подходя к брату, не приметил.
Куртка была застёгнута под горло и большой квадрат лица, чуть побледневшего и как бы выгоревшего от мороза, показался Биллу готовым портретом для галереи их общего страшного дома.
– Я укрыл пальму.
Билл мысленно покаялся – ведь забыл.
– Да ведь ты сам говорил, здесь погода меняется… – Виновато откликнулся он.
Энкиду с чувством качнул башкой.
– Это надолго.
И с этими словами, поселившими в душе Билла смятение, снова принялся скрести лопатой затоптанный наст. За ним тянулась полоса ожившей испуганной земли.
Билл прошёл несколько шагов и что-то почувствовал. В воздухе возникла трёхмерная декорация – падающий снег кружил голову.
Билл оглянулся – на расчищенную тропу невинно падали огромные пушинки, похожие на тополиные июльские. Билл видел, что Энкиду остановился и глянул на одну… живёхонькая, она осела, вскипев, на его предплечье.
