Неожиданно на примыкавшей к скверу круглой площади появился белый спортивный «Ауди». Автомобиль подъехал тихо. Остановился. Несколько секунд внутри машины происходила какая-то возня, заставлявшая ее слегка сотрясаться. Затем пассажирская дверь распахнулась. Наружу неловко вывалился худой высокий человек в куцем пиджачке, из которого торчали его длинные руки. Несколько секунд человек стоял на месте, озирался и явно не представлял, куда ему идти. Он отшатнулся было к «Ауди», но чьи-то руки решительно развернули его в сторону припаркованного «Логана» пнуйцев.
Человек еще немного пошатался, а потом пошел. Шаги у него были заплетающимися, конечности двигались несинхронно. Он казался большой куклой, к рукам и ногам которой привязаны веревки, в то время как невидимый кукольник навис над ней сверху. Чем дольше смотрел на него Родион, тем отчетливее убеждался, что одна из ступней у незнакомца явно сломана, потому что наружу торчала кость, а сама ступня болталась. Лицо кривилось точно от сильной боли. Казалось, он вот-вот закричит или застонет, но вместо этого он начинал хохотать, как человек, испытывающий зашкаливающее удовольствие.
Дядя Сережа озабоченно обернулся, проверяя, куда это так настойчиво смотрит его пленник.
– Чего, шнырь? Пьяного увидел? Думаешь, он тебе поможет?
– Может, и поможет. Это растворенный, – сказал Родион.
– Чего-о?
– Он бы умер давно, но эльб его псиосом шарашит. Замещает боль на удовольствие.
Такой вид инкубаторов Родион встречал лишь однажды. Хрупкая девушка у него на глазах, преследуя Ула и Макса, пробегала насквозь межквартирные перегородки недостроенного дома, пробивая их своим телом. Родион стоял снаружи и видел, как она несется, а из окон летит гипсовая пыль. Это было запредельно страшно. Почти добравшись до Ула, девушка упала и больше не поднялась, потому что эльб все же не рассчитал возможностей человеческого тела. Родион потом нашел у нее в кармане маленькую игрушку-цыпленка. Значит, что-то живое, человеческое в ней еще теплилось и проступало в моменты, когда власть эльба слабела.
Девушка была еще жива. После этого цыпленка Родион не удержался и погладил ее по руке. Девушка слабо, но все же благодарно улыбнулась ему и умерла.
Но дядя Сережа всего этого не знал. И опасность явно недооценивал.
– Растворенный? Это как кофе, что ли? – спросил он с издевкой.
– У меня в кармане бинокль. Достаньте его! Скорее!
Дядя Сережа с неохотой полез в карман, но почему-то в свой.
– В моем кармане!
– Твой карман, мой карман… Я тебя умоляю, шнырь, какие могут быть счеты между простыми людьми? – прогудел дядя Сережа, и Родион сообразил, что содержимое его карманов давно перекочевало к пнуйцам.
Дядя Сережа достал маленький бинокль, и, держа его двумя пальцами, повернулся к Родиону:
– Этот, что ли? Из театра утащил?
– Поднесите его к глазам! – потребовал Родион.
Дядя Сережа начал было подносить бинокль к глазам, но внезапно остановился и цокнул языком:
– Э нет, шнырь! Знаю я ваши штучки! Я это сделаю, а у меня зрачки сварятся. Сперва сам посмотри!
И, направив бинокль в сторону растворенного, он приложил его к глазам Родиона. Внутри бинокля полыхнуло розовое пламя. Родион увидел эльба. Это был особенный эльб. Меньше обычных, почти карлик. Лицо плоское, лишенное каких-либо черт и лишь пылающее точками глаз. Эльб сидел у худощавого на плечах, ногами обвивая его шею. Многочисленные пальцы коротких рук корнями уходили растворенному в мозг.
