– Хайке, – собеседник, в свою очередь, удивился моему глупому вопросу, – для ламы это так же очевидно, как то, что вы – европейская девочка и что мы с вами говорим на одном языке. Разве вы не знаете?
– Я прежде ни разу не жила в монастыре. Мне приводилось много слышать от няни, что есть ламы – настоящие кудесники. Да и мать рассказывала чудеса. Но я встречала только странствующих монахов, а они… они странные. Они упрекали меня, что я сочиняю про духов, говорили, что только они имеют доступ к живым и мёртвым.
– Среди странствующих монахов хватает самозванцев. Просто вы делали эту работу лучше них и составляли им конкуренцию. Вот привезём вас в Германию, попадёте к самым лучшим в мире специалистам. Те сумеют раскрыть ваши таланты!
Вот это дело! Меня готовы взять в Германию и показать лучшим оккультистам. Всё идёт по плану, лишь бы получить подтверждение из Берлина.
Мне выделили крошечную комнатку в покоях, отведённых для размещения экспедиции. Комнатёнку строители монастыря, видно, задумали как кладовку, и она не имела окна. В ней, если занавесить дверь, царила абсолютная темнота. Не припомню, чтобы когда-либо прежде я спала таким тяжёлым сном, как в ту ночь. Чёрная, лишённая сновидений дрёма сменялась периодами тревожного бодрствования. Густая, тяжёлая энергетика нижних центров исходила от спавших за стеной немцев. Удивительно! Во сне они были больше фашистами, чем наяву! Но энергетика аненербовцев дополнялась и усиливалась аурой, присущей самому помещению, казалось, испокон веков.
Утром меня приветствовали как свою. Как свою кормили настоящим немецким завтраком с колбасками и прочими атрибутами сытой и непостной жизни. Батюшки-матушки, сколько же еды они навезли с собой!
После такого приятного начала дня я оказалась в большой, но также лишённой окон комнате с низкими потолками, обставленной небольшим количеством деревянной мебели с искусной резьбой и цветными узорами. На массивном столе стояли столь же массивные свечи, которые, при своём крупном размере, неярко светили, зато издавали незнакомый, сложный, ненавязчивый аромат.
Господин Кайенбург привёл меня сюда и, остановившись, повернулся – так, что мы оказались напротив друг друга. За спиной же моей у дальней стены находился сам лично настоятель монастыря. Кажется, его сопровождали ещё два-три ламы или монаха, но те никак не проявляли своего присутствия, даже мыслями.
Безо всякой преамбулы Кайенбург поднял левую руку с раскрытой ладонью и растопыренными, присогнутыми крючком пальцами на уровень моего лица. Он стал многозначительно произносить короткие фразы на непонятном, резком языке. Может, на древнегерманском? И выжидательно смотрел мне в глаза. От аромата свечей и от его неожиданных манипуляций меня слегка «повело». Отличное рабочее состояние! Хочешь – впадай глубже в транс, а не хочешь – не впадай.
Теперь – вопрос для срочного решения: выдать свою негипнабельность или нет? Хотелось бы узнать, что немец и настоятель собираются делать со мной, если я потеряю контроль. Чтобы это выяснить, надо сделать вид, будто я на самом деле «поплыла». Но обман быстро раскроется: по движениям глаз, по внезапному провалу попытки воздействия, по состоянию энергетики. Меня учили всегда оставаться максимально искренней в телесных и душевных проявлениях. Так и поступим.
Я не без иронии вопросительно уставилась Кайенбургу в лицо. Мол: «Вы что-то хотели, господин? Так будьте любезны выразиться яснее!»
