– Фриц, вы потом, когда найдёте карту, покажете мне, хорошо? Мне так интересно увидеть на карте Германию!
– О! Теперь Германия – очень большая. Великая Германия!
Едва закончив разговор с Фрицем, я поспешила с монахами и послушниками на коллективную молитву: надо было окончательно успокоить мысли и чувства, а успокоив, посмотреть.
Не сказать, чтобы я умела делать это очень хорошо, но всё же я могла заниматься диагностикой пространства по тем же принципам, по каким проверяют состояние здоровья человека. Надо взять или представить план, карту местности – и поводить над этой воображаемой или реальной картой рукой. Прислушаться к ощущениям. По ощущениям всегда можно определить, где плохи дела, а где всё спокойно, благополучно, где находятся враги, а где – свои. Если внутренним взором посмотреть, то увидишь тёмные и светлые зоны, а линия фронта прочерчена огнём.
Оставалось только досадовать, что раньше, околдованная загадочным покоем Тибета, я не практиковала работу с мысленной картой и не следила за ходом боевых действий.
– Николай Иванович, нет сил больше! Невозможно так работать! Мы ставим – они снимают, мы восстанавливаем – они опять открываются!
Видеть Ольгу Семёновну в расстроенных чувствах – событие из ряда вон выходящее. Женщина была одновременно и рассержена, и растеряна. Накипело, потому что она и её отряд, как выяснилось, длительное время боролись с проблемой самостоятельно, считая делом обыденным и неизбежным. Но ситуация постепенно усугублялась.
Суть проблемы была проста.
– Нельзя защитить человека против его воли. Мы ставим нашим уважаемым командирам качественные защиты, а они открываются. Открываются частично, но этого хватает. Смотрите, какие потери! Хоть приставь к каждому по шаману – не поможет…
Бродов с пониманием кивнул. Человек открывается, когда впадает в гнев, в эйфорию, поддаётся страху. Когда даёт волю тщеславию или чувству вины. Когда у него разум меркнет от желания во что бы то ни стало добиться своего. Ещё – когда обильно и бессмысленно матерится. Много есть способов потерять самоконтроль и стать энергетически уязвимым.
– Ольга Семёновна, так не в этом ли причина того, что давление фашистского эгрегора действует не только на физическую безопасность, но и на психику, на образ мыслей, на принятие решений?
Еле дотерпев, чтобы дослушать вопрос, та с энтузиазмом согласилась:
– Да!
– Что же вы прежде молчали?! Сколько я спрашивал вас, мучил! Ночей не спали – искали причину, а она на поверхности.
– Я не связывала. Ведь и раньше открывались. Не так катастрофично, но было.
– А была раньше эйфория от первого военного успеха? А было разочарование от того, что дальше опять забуксовали? Была усталость от войны?
Собеседница качнула головой, подтверждая, что он назвал факторы, проявившиеся лишь на второй год войны.
– Николай Иванович, нам бы провести инструктаж с каждым – хотя бы из высшего комсостава. Можем поодиночке, можем группами.
– Ольга Семёновна, милая, вы сами понимаете, почему это невозможно.
Специалисты привыкли вариться в тесном мирке, общаться друг с другом. Им кажется, что и те, чью энергетику они прикрывают, чьё сознание защищают, готовы разговаривать с ними на одном языке. А это далеко не так!
– Вы представляете, куда нас с вами пошлёт первый же?
– А так мы всё время будем в проигрыше! – запальчиво возразила начальница отряда слежения. – Что, если приказ на инструктаж придёт…
