Пока я пыталась уложить в голове вещи, которые считала несовместимыми, мы очутились уже почти у подножия той горы, на снежной вершине которой провели прошлый день. Внезапно кто-то из отряда замер и первым принялся вглядываться в небо. Все последовали примеру. Далёкий гул моторов! Чёрные точки над невысоким хребтом вдали.
Точки превратились в кресты, и стало видно, что летят, низко гудя, два крупных пузатых самолёта, а их сопровождает целая эскадрилья машин помельче, в которых я узнала «юнкерсы». Самолёты снижались. Казалось, они цепко вглядываются в равнину, выбирая самое подходящее место для посадки.
В нараставшем гуле «юнкерсов» ожили чёрные ночи прифронтовой Москвы. И вопрос по поводу добрых немцев, не ведающих о войне, резко перестал меня беспокоить.
Самолёты, примерившись к месту посадки, пошли на круг. Продолжая шагать вперёд, мы потеряли их из виду за кустами и камнями. К моменту, когда мы вышли на равнину, последний из эскадрильи уже подрулил и глушил мотор.
Затем обнаружилось, что караван со всеми вещами экспедиции и подарками лам, который выдвинулся в путь вчера одновременно с нашей процессией, уже прибыл на место и ожидал нас. Началась погрузка. Один громадный «хейнкель» должен был принять лам с их поклажей и частью вещей экспедиции. Другой принял в своё толстое чрево остальные вещи и весь немецкий отряд, включая меня. Бомбардировщики же снабдили «хейнкели» дополнительным запасом топлива, который специально для этого несли. Вся кавалькада стартовала, как выяснилось, из Бирмы, оккупированной дружественными фашистам японцами. На Кавказ полетят только транспортники – рекордно высотным и дальним маршрутом. Для этого штучную модификацию машины, предназначенную именно для рекордов, ещё больше усовершенствовали. Салон был оборудован так, чтобы чувствовать себя относительно комфортно на высоте нескольких тысяч метров, иными словами, не замёрзнуть насмерть и свободно дышать. Однако кислородные маски всё же имелись, и без них в этом перелёте не обошлось.
Полёт на самолёте превратился в огромное разочарование.
Я ждала этого момента с нетерпением и трепетом: сейчас увижу горы и долины, землю и реки с невообразимой высоты! Но, едва завидев издалека чёрное чудовище, заподозрила неладное. Окон-то в этой громадине не было! За исключением стеклянного фонаря кабины.
Залезать по узкой лесенке на крыло, а далее – сквозь низкое закруглённое отверстие в металлическом корпусе – внутрь здоровенной туши самолётища было неудобно и страшно, как будто меня опять запихивали в сундук! Внутри оказалось дико тесно от вещей и людей. Тускло светили лампы. Мне отвели довольно удобное место на каких-то мягких тюках; можно и отдохнуть, и с комфортом поспать. Я, выяснив, где в самолёте что находится, искренне посетовала, что надеялась увидеть землю, как видят её птицы. Мне объяснили, что заходить посторонним в кабину во время пилотирования строго воспрещено, но всё же похлопотали за меня перед пилотом. Тот лично обратился ко мне с забавно подчёркнутым уважением – как к маленькому ребёнку:
– Я скажу, когда будет можно, и вы зайдёте, Хайке. Не прощу себе, если вы не увидите землю и море сверху и не заболеете небом!
В металлическом «мешке» было душно и невероятно тоскливо. Все, кроме одной, лампы погасили. Безвыходная темнота давила. Потом – страшный грохот и нарастающая вибрация. Конец света!
