– Надо выйти на станции «Площадь Свердлова». К самолёту стоит большая очередь, помним? Рассчитай, чтобы вернуться не позже одиннадцати. Справишься одна – добраться, вернуться?
– Конечно, справлюсь.
– Попроси у кого-нибудь часики, чтобы не опоздать. Если останется время, посмотришь метро как следует. Но из метро – сразу в Лабораторию. Понимаем?
Как сказать. Задание я поняла: по городу не шляться, на метро туда и обратно – и сразу в подъезд Лаборатории. Я не поняла, почему. Не заблудилась бы я, зря он думает. С другой стороны, пока я эту очередь отстою, всё время выйдет.
– Поняла.
– Помним про часики.
Я кивнула, и меня отпустили.
В тот же вечер Нина Анфилофьевна вручила мне знакомый плетёный короб.
– Вот. Мать собрала твои вещи, чтоб ты тут одну кофтёнку до дыр не проносила. Передала для тебя через нашего сотрудника.
Мне не требовалось объяснять, почему мать не пришла сама. Ясно как день: ей не полагается знать, где я живу. У нас тут всё насквозь просекречено!
Почему-то в чемодане не лежало записки, хотя мать была грамотная. Пришлось побеспокоить Нину Анфилофьевну: вдруг та забыла передать мне записку.
– Наш сотрудник заехал к ней перед работой. Он спешил, она торопилась. Опоздание на смену – преступление. Она передала тебе … привет.
Мать читала по слогам, без охоты, лишь по необходимости, а писала печатными буквами. Если она спешила, то, ясное дело, не успела написать: выводила-то она слова медленно. А вещи сложила аккуратно – успела…
Почему бы мне не навестить её? – осенило меня.
– А можно мне сходить к матери?
Ответ казался мне очевидным, а зря.
– Ты подумай! – назидательно призвала Нина Анфилофьевна. – Когда ты к ней пойдёшь? С утра до вечера она работает. И у тебя занятия. Ночью пойдёшь? Комендантский час.
– Тут же близко, – робко возразила я и спросила, до которого часа мать работает: я точно успею сбегать к ней до комендантского часа!
Но зам по воспитанию возразила: та квартира, куда нас привезли в начале, была, оказывается, служебной, вроде гостиницы, теперь же матери дали жильё в другом районе. Кроме того, для всех введена трудовая повинность – строительство оборонительных сооружений на подступах к Москве. Три часа после основной работы надо рыть окопы, а ещё ведь занимает время дорога туда и оттуда. Ну, и всё, дальше комендантский час. А выходных у неё пока нет.
Жалко! Узнать бы, пишут ли матери из деревни. К нашим краям фронт близко, как и к Москве. Как поживают отец и бабушка, здоровы ли?
Ох, часики – это самое сложное. У кого ж их попросить, если я тут со всеми знакома только неделю? Кто даст?
Постоянно в здании Лаборатории жили Женя и Лида – они, как и я с этого дня, учатся на операторов, а также медсёстры-лаборантки Катя и Серафима. Девушки – дежурные операторы – приходили не каждый раз, спали не долго и покидали комнату так же тихо, как пришли. Они работали сутки, сменяясь по три часа, а потом уходили домой – отдыхать как следует.
Девушки не подтрунивали над моей безымянностью, но необходимость как-то обращаться ко мне вызывала затруднения и создавала напряжение. Мне смущённо говорили: «девочка», «новенькая» или просто «ты». Из-за неловкости девчонки старались делать это как можно реже, потому и общение у нас не очень клеилось. Да и заняты все были дни напролёт – особо не до разговоров.
Теперь же надо у кого-то выклянчить такую ценную вещь, как ручные часики. Со стыда сгоришь!
