– А что, бля, немцы? Показуха одна! У них и танки из фанеры! Мы малой, бля, кровью должны. И на чужой земле… – распалившийся замполит немного запнулся, после продолжил: – Идут в полный рост? Так вы, бля, не дрейфьте, стреляйте ловчее. Патронов мало? Винтовки не у каждого? Так отдайте их, бля, самым метким, бля, у кого по боевой, бля, «отлично», бля, было.
Приподняв фуражку и отерев пухлой рукой вспотевшую лысину, замполит Пудов уверенно продолжал:
– Партия и правительство под мудрым руководством товарища Сталина позаботились о вас красноармейцы. Выделили вам эти прекрасные казармы, которые иначе как хоромами не назовёшь. Двухъярусные спальные места, но на каждого красноармейца выделено по четыре кубических метра воздуха. Ясно вам?
– Разрешите вопрос, товарищ замполит? – не удержался Косачёв.
– Валяйте, – замполит, не чувствуя подвоха, удивился неожиданной активности вечно аполитичного Косачёва. – Подумал: «Неужто парень за ум взялся? Вот ведь что грамотная и главное постоянная работа с личным составом делает».
– Это что, товарищ замполит, четыре кубометра – на всё время службы?
Красноармейцы, глядя на побагровевшего Пудова, прыснули смехом, кто в кулак, а кто и открыто.
– Да ты, да ты, Косачёв, – замполит набирал в рот учащающиеся глотки воздуха, задыхаясь, как рыба в лодке, наконец, нашёл устроившую его формулировку: – Ты Косачёв не просто сын врага народа, ты и сам – враг. Я тебе покажу! Под трибунал пойдёшь за такие вопросы антисоветские. И это в империалистическом окружении! Когда война кругом! Нож в спину! Я этого так не оставлю. Сотру тебя в пыль, гадёныш, выкормыш подкулацкий. Всем! Смирно-о!
«Ну, вот зачем Косачёв опять напросился? На ровном месте!» – думал Николай, сочувствуя своему умному, но неуёмному другу. «Напишет замполит Пудов донос, и упекут Андрюху в штрафбат, а то и куда похуже».
Вышло – хуже. Замполит Пудов действительно написал в тот же вечер рапорт-донос на Косачёва. Но отнести в особый отдел не успел. Немцы помешали. Неожиданным (для советского командования) танковым прорывом дивизия «Мёртвая голова» генерала Эйке, входящая в состав корпуса Брокдорфа-Алефельда, окружила формирования русских, отрезая от далеко ушедшего на восток фронта и обрекая тем самым на верную гибель или плен около семидесяти тысяч советских солдат, в числе которых оказались и Косачёв, и Николай, и замполит Пудов вместе с особым отделом.
После того, как передовые немецкие соединения во главе со своим, так удивившим селян командиром, простояв в селе не более суток, ушли далее на восток, в деревне появились другие немцы, в чёрной на этот раз форме. Эти немцы были серьёзны и неулыбчивы. Нешуточные такие немцы. Первым делом вывесили на школьном фасаде нависающий над площадью огромный раструб громкоговорящего радио и красно-белое полотнище с чёрным паукообразным крестом в центре. Радио не умолкало, флаг тяжело извивался. Бравурные звуки маршей, прерываемые иногда хриплой истеричной речью, не давали селянам спать. «Хоть уши затыкай. Надоело!» – думал Федька с другими мальчишками. «А зачем затыкать? Давай лучше ночью провода срежем. И радио заткнётся, и провода в хозяйстве не помешают». Подумано – сделано! В тот же вечер отряд во главе с Фёдором, под восхищёнными взглядами девочек (Саньки – прежде всего!), совершил смелую вылазку из окон второго этажа школы на карниз фасада. Раструб радио смешно булькнул, словно захлебнувшись на слове «Überalles», и замолчал. Тишина окутала деревню. Кое-где в кронах деревьев успели подать голоса ночные птицы. Но тут же наметившуюся идиллию перечеркнул лай собак и злобные гортанные крики.
