Ограничившись кивком в сторону Агаты, Никита Андреевич схватил нужную ему папку и поспешно ретировался, напоследок громко хлопнув дверью.
– Что это быть? – Агата непонимающе хлопала длинными ресницами, переводя растерянный взгляд с Николая на дверь и обратно.
– Не обращайте внимания, – тот беспечно откинулся на спинку неудобного стула. – Это Хвостиков, наша мачеха всея коллектива: вечно всеми и всем недоволен, только и делает, что ругается, и иногда пытается раздавать нам невыполнимые задания. А уж меня он особенно не выносит.
– Aber warum?!5 Почему? Вы быть такой хороший!
Агата сама не замечала, как в присутствии Николая начинала путаться в словах и срываться на немецкий. Обычно она очень тщательно следила за своей речью на русском языке, ведь он оставался иностранным, хотя Агата могла свободно говорить и понимать на нём. Но неизвестно откуда взявшаяся убеждённость в том, что её поймут, даже если перепутать слова двух языков и поставить их в хаотичном порядке, очень… расслабляла.
Николай потёр шею и неопределённо пожал плечами:
– Вот уж не знаю. Но он меня ненавидит так, словно я по меньшей мере его лучшего друга убил или, ещё хуже, девушку у него увёл!
– А вы не уводили?
– Так он женат! А зачем мне его жена, которая только и делает, что торчит в салонах красоты и названивает мужу на работу каждые полчаса? Меня дрожь пробирает от её приторного «Ма-асик, дай денежку-у», – Николая явственно перекосило от того, наколько реалистичной получилась его пародия.
– Но должна же быть причина!
– Может, и есть, но мы её не узнаем, потому что дольше пяти минут со мной в одном помещении Хвостиков находиться не может, а на прямой вопрос начинает кричать и ругаться. Короче, умный тридцатипятилетний мужик деградирует до уровня трёхлетки, которому не дали шоколадку.
Агата попыталась обдумать ситуацию и найти «убийцу» по методу Шерлока Холмса, но потерпела сокрушительное поражение: дедуктивный метод работал только у знаменитого сыщика и только в книжках. Да ещё и Николай мешал сосредоточиться. Он шуршал пакетами, убирая со стола, и метался в поисках запасных бахил, бормоча что-то невразумительное себе под нос.
Наконец, Николай завершил сборы, и Агата обнаружила себя в коридоре с комочком чистых бахил в одной руке и картонным планшетом для записей в другой. Её мобильный телефон оттягивал карман, а вот сумка осталась в лаборантской. Небрежно наброшенный на плечи халат оказался великоват, но Николай только развёл руками и повинился, что не умеет подбирать себе нужный размер одежды.
– Вот, понимаете, – воодушевлённо рассказывал он, спускаясь по ступеням, – есть у русских мам традиция покупать детям одежду «на вырост». И ведь это правильно, зачем покупать новое каждые полгода. Но я после пятнадцати лет расти перестал, как законсервировался, а мама меня до конца школы одежду заставляла на размер больше брать. Я как привык, так до сих пор не могу переучиться. А ещё она меня ругает за то, что я костюмы не ношу. Мол, и без того лицо детское, так ещё и одеваюсь как подросток. Единственная вещь в моём гардеробе чётко по размеру – красивый чёрный костюм, мама каждый раз радуется, если я его надеваю. Хотите завтра посмотреть на меня в образе приличного человека?
– А вы очень любите свою маму, Никола, – Агата тепло улыбнулась, наблюдая за весёлыми огоньками, пляшущими в глубине раскосых глаз. – Я даже немного завидую. Моя мама очень увлечена карьерой, я почти всё детство жила с дедушка. Поэтому я буду очень рада увидеть вас в костюме.
