Гнев солнца - страница 28

Александропус вдруг грузно осел, потеряв сознание. На этот раз неиссякаемая фляжка Уилсона послужила благому делу. Он поднес ее к лицу контуженного, и тот от несравненного по своей насыщенности противного запаха через некоторое время зашевелился, пока Литвиненко перевязывал его рану на голове. Они ждали Олафссона, в надежде, что к нему вернется хоть часть здравого смысла. Искать беглого капитана больше никто не помышлял. Преследователи нашли небольшую тень от одной из массивных скульптур и просто лежали на раскаленных камнях в полнейшей апатии, закрыв глаза. Уж в меткости беглый капитан нисколько не потерял, и подставлять себя под его пули не имело никакого смысла.

Даже легкая тень не спасала от ужасающей жары. Все забыли о том, что все равно представляют собой превосходную мишень для полоумного капитана. Изваяния мрачно и с каким-то немым упреком взирали на людей со своих постаментов. Расположившиеся через равные расстояния пирамидки издавали слабую вибрацию. Проснулись местные гады. То тут, то там слышалось шипение, а иногда и утробное рычание. Не выдержал Уилсон, открыв беспорядочную стрельбу по ящерицам. Те в панике разбежались, но ненадолго.

Потом на площадь выползла змея, равной которой здесь никогда не видели, не меньше пятидесяти метров в длину, не особенно толстая. Она медленно выползла на центр и разинула огромную пасть, полную невероятных клыков. Все замерли в полном оцепенении. Потом потерял самообладание один из солдат. Он с громким криком бросился вперед, беспорядочно стреляя. Змея молниеносным броском преодолела разделявшее их расстояние и вонзилась в горло несчастному, мигом оторвав ему голову. Затем, подхватив тело, величественно скрылась среди развалин. Когда ошалевшие от пережитого люди открыли вдогонку яростный огонь, исполинская рептилия давно скрылась в одном из проходов, ведущих от площади в другие части древнего города. Оставшаяся лежать на площади голова погибшего рядового широко раскрытыми глазами с удивлением и укоризной смотрела на живых товарищей. Все меркло и сливалось в ослепительном мареве.

Около полудня, в самую неимоверную жару, Литвиненко разлепил веки и увидел недалеко от себя смутную фигуру, похожую на призрака. Она отбрасывала колоссальную тень на площадь. Олафссон с обожженным лицом и развевающейся растрепанной бородой шел прямо на них. Академик огляделся. Все либо спали, либо находились в равнодушном трансе.

Капитан обогнул отряд и направился к отмели в свете невероятных участившихся вспышек непостижимого солнца. Сразу стало как будто немного прохладней. Казалось, что вибрации, исходящие от пирамид, даже навевают легкий ветерок.

Сержант Уилсон внезапно очнулся и поднял УЗИ, прицеливаясь.

– Не надо, пусть уходит, – Сапрыкин, измученный и равнодушный, перехватил его руку.

– Но, подполковник…

– Не имеет надобности его задерживать. Что-то зовет его туда. Что-то нам непонятное и неподвластное.

– Он давал присягу! – возразил сержант, до которого всякие непонятности и неподвластности доходили туго.

– На этой гребаной планете, похоже, не действуют никакие законы, – устало промолвил Сапрыкин.

– Это же самоубийство! Он изжарится живьем.

– Самоубийцам очень трудно помешать, Уилсон. Это его выбор. Не думаю, что все так плохо – наверное, неизвестное провидение ведет его.

Уже в двухстах метрах от них, невзирая на жару, медленно, но целеустремленно шагал капитан Олафссон. Перед ним, сливаясь с океаном, простирались бесконечные дали. Живописные крошечные атоллы перешли в одну косу, ведущую неведомо куда. Олафссон двигался по раскаленному пеклу по колено в воде прямо к солнцу, и Литвиненко казалось, что никакие опасности не смогут ему помешать.