– Пропадать, так с музыкой! – напыщенно заявил Котов и залпом опрокинул рюмку. – Хорошо пошло, даже удивительно, – прокомментировал он свое состояние немного погодя. – Может быть, еще выпить?
– Женя, зачем ты это делаешь? – сделала круглые глаза Элеонора. – Тебе же нагадали трезвую жизнь!
– Нагадали… – вздохнул Котов. – Лучше бы жену нормальную нагадали, а то вон опять… – Он показал глазами на дверь, за которой скрылась Лариса. – Элеонора, вот скажите мне, пожалуйста, – он взял хозяйку дома за руку, – у человека есть свой бизнес, ресторан, семья… Зачем ей еще и расследования?
– Ну, у каждого свое хобби, – уклончиво ответила Элеонора, кокетливо стреляя глазками на Котова.
– А я говорю – не женское это дело! – заявил Котов.
Он выпил всего одну рюмку, но его страшно повело. Ему захотелось карнавального веселья и одновременно женской ласки, он почувствовал стремление выговориться и одновременно был готов оказать сочувствие и даже нежность другому. В качестве этого другого, или скорее, другой, сейчас оказалась Элеонора Губина.
– Давайте еще выпьем, – произнес Евгений свою любимую фразу и наполнил рюмки коньяком.
А в это время в соседней комнате Лариса слушала подробный рассказ Олега Губина о вечеринке, которая состоялась в прошедшую ночь в его квартире по случаю Рождества, мысленно рисуя «картину».
– Пиво принес, водка принес, нарезка принес, курица копченый, ветчина, – загибал пальцы Айрапет Варданян, стоя в прихожей квартиры Губиных.
За ним с выражением презрения на лице наблюдала стоящая у косяка Антонина Лавриненко, высокая стройная девушка с короткой прической, одетая в джинсы и свободный голубой свитер. Ее лицо можно было бы назвать симпатичным, если бы не некая грубоватость, появившиеся явно раньше времени круги под небольшими резкими глазами и придававшие ему хмурое и холодное выражение, да еще острый подбородок. Весь ее облик был каким-то неженственным и угловатым.
Хозяева дома, Олег и его жена Маша, маленькая полнушка с круглым добродушным лицом и выразительным бюстом, были настроены более благожелательно.
– Проходите, проходите, – ворковала Маша. – Одежду вот сюда, пожалуйста, – сделала она жест в сторону вешалки, показывая пришедшей с Варданяном крашеной блондинке, куда повесить вещи.
– Ой, у вас здесь так классно! – выразила та свое восхищение новой мебелью. – Просто супер.
– Наташа, проходи в комнату, там тоже все супер, – с некоторой иронией произнес Губин.
– Ой, да у вас здесь просто рай! – восторженно воскликнула Наташа, проходя мимо безучастной Лавриненко в комнату.
– Эдем материального благополучия, – сострила Антонина наконец, отлепилась от косяка и со вздохом проследовала на кухню, открывая по пути пачку дорогих сигарет.
За ней прошла Маша с пакетом, принесенным Варданяном. Она принялась выкладывать продукты и выпивку на стол.
– Вы что, с ума сошли – на Рождество приглашать этого барана с его шлюхой? – понизив голос, спросила Лавриненко. – Зачем он тут сдался?
– Ой, ну… – растерялась сразу Маша. – Ну не говорить же ему было, что мы не хотим его видеть! К тому же он всегда такой щедрый, такой милый. Вон видишь, сколько всего принес!
– Только этим он и славен, наш армянский рыцарь гор, – как стихи, продекламировала Лавриненко.
Тоня была несколько высокомерной особой. Это качество, унаследованное от матери, подогревалось еще и высоким материальным уровнем, а также тем обстоятельством, что она заканчивала факультет иностранных языков в университете, уже работала переводчиком и относилась к друзьям, «господам экономистам», чуть свысока, считая себя гуманитарием, а значит, лицом более высокого разряда.
