Гном. Часть I - страница 26

– Хочу, – едва слышно пропищало на ухо, – только страшно. И знаешь, – голос ее был полон неподдельного отчаяния, – я ж немытая больше недели! Так что давай как-нибудь потом…

Вот так, порой, не начавшись, умирает любовь. «Потом» в данных условиях означало, примерно, то же, что и «при коммунизме», поскольку шансов уцелеть у них практически не было. А если бы и уцелели, то, по окончании операции, жизнь и война неизбежно должны были раскидать их в разные стороны. Но чудеса все-таки бывают, а «порой» не значит «всегда». Когда, спустя два месяца, часть отводили на переформирование, во время неизбежной неразберихи, они-таки выкроили время, и она, – без обману! – дала ему первому. Правда, на радостях, что осталась жива, не ему одному, но ему все-таки первому. Он и вообще был у нее первым мужчиной, потому что там, где она была прежде, мужчин хватало далеко-о не на всех. Интересно, что в этом современном аналоге женского монастыря даже онанизм был распространен далеко не так широко, как можно было бы ожидать. И нельзя сказать, чтобы новое занятие оказалось для нее таким уж приятным, ощущения были скорее необычными, нежели сладостными, но чувствовать, что все кругом хотят от тебя этого, было та-ак интересно! Так волновало!

Справедливости ради надо сказать, что ее мужчины и сами не говорили о ней дурно, и другим не давали, поскольку видели ее и за работой, и под пулями, а оттого знали ей истинную цену, понимали, насколько существенна была причина, по которой она дала себе волю, и признавали за ней право вести себя так, как ей захочется. Свой брат, заслужила.

* Генераторная рота, по штату 42 года, включала четыре генератора, шесть автоцистерн, четыре «мельницы», три крытых грузовика. Соответственно, двадцать два сменных водителя, одного техника-наладчика генераторной установки, шесть человек охраны из личного состава контрразведки, включая командира, и пятьдесят шесть рабочих. Как правило – из числа «специалистов» по лесоповалу двое совмещали обязанности санинструкторов, двое – кашеваров.

Прототип III: образца 36 года.

Конструктор, получив опытное производство на новеньком с иголочки, только что построенном заводе, как водится, невообразимо бестолковом, очень быстро почувствовал себя инвалидом. Как будто у него, дотоле вполне здорового, отпилили руку или ногу, а он, забываясь, продолжает рассчитывать на них, забыв, что теперь ловкие и эффективные движения не для него, и что это, скорее всего, навсегда. Что его удел отныне – медленно и неуклюже. Все указания шли через множество ненужных передаточных звеньев, каждое из которых замедляло сроки и хоть малость, но искажало, так что на выходе получалось и вовсе печально. Выходом было за всем следить самому, но это явно превосходило любые человеческие силы. Ему совершенно очевидно не хватало Сани Беровича, но признаться в этом он не мог бы даже самому себе. Только спустя несколько мучительных недель гибкое и изворотливое человеческое подсознание, наконец, подсказало ему выход. Привычка. Ну конечно. Ба, да как же это он раньше не подумал! Он просто-напросто привык к особенностям одного удобного порученца, можно сказать – посыльного «за все», но, по преимуществу, по части деталей. Поэтому он без тени сомнений вытребовал Беровича к себе. Было это не так уж очевидно, и не так просто, как хотелось бы, и начальство вовсе не жаждало Саню куда-то там отдавать. Скорее всего – с концами. Владимир Яковлевич почти в совершенстве постиг нелегкое и опасное искусство шантажировать начальство, и в конце концов добился-таки нужной меры взаимопонимания. И директор, который и тянул, и волынил, и «включал дурака», и пускался на рискованные трюки, был, в конце концов, поставлен перед ультиматумом, причем ему напомнили о революционной трудовой дисциплине и о том, что бывает с ее нарушителями. Сломавшись, директор немедленно начал убеждать себя, что так оно, в конце концов, и правильно. Понятное дело – убедил. Для него, для масштабов завода, отдельно взятый Саня Берович был, в конце концов, не так уж значим.