Но Мышкин и пошевелиться не мог. Язык у него одеревенел, и Дмитрий Евграфович только таращился на Демидова и тяжело дышал.
– От радости в зобу дыханье сперло, – констатировал Демидов. – А еще Златкис сказал, что там, в Женеве, следят за твоей карьерой, и не исключено, что предложат тебе стать полноценным членом фонда. Знаешь, что это значит?
– Не-е, – еле выдавил из себя Дмитрий Евграфович.
– Это как в рыцарский орден. Из оруженосцев – сразу в рыцари. Скажу по секрету, из нашей клиники только четверо действительные члены фонда. Он дает много возможностей. В том числе и финансовых. Конечно, это аморально – я понимаю! – едко подчеркнул профессор. – Поэтому не сомневаюсь, что ты отвергнешь мерзкое предложение алчного еврея Златкиса.
– Я… – только и прохрипел Мышкин.
– Ладно уж. Молчи. Поехали дальше. – Он посмотрел на свой ролекс. – Ты уже отобрал у меня большой кусок жизни… Заканчиваем. Прежде чем ты продолжишь, я прошу тебя усвоить: тридцать процентов дополнительной летальности – не только чьи-то утерянные жизни, а каждая бесценна и уникальна. И не только чье-то горе, которое всегда у кого-то больше, чем у других. Это еще и удар по реноме конторы, которая нас кормит, одевает и выкупает у нас наши же слишком дорогие монографии. Не забывай, что половина наших пациентов – иностранцы. Есть немцы, есть и швейцарцы. Они не у себя лечиться решили, а у нас – это что-то значит. Поэтому мы с тобой обязаны не только дать описание проблемы, но и предложить быстрое и эффективное решение – любой ценой. Любой ценой – ты слышишь?
– Да-да, Сергей Сергеевич… есть кое-какие наброски… Вот я и хотел на конференции… – он закашлялся. – Сергей Сергеевич, вырубите этих ледяных драконов… Пневмонию у вас подхвачу.
Демидов хмыкнул, но молча встал и выключил два кондиционера над Мышкиным, оставив третий в углу.
Мышкин положил блокнот на стол и разгладил его.
– Итак, рост летальности за шесть месяцев… Цифра и в самом деле, тревожная. Даже устрашающая.
– Куда уж дальше! Бьет наповал, – мрачно произнес профессор Демидов.
– Хочу еще раз подчеркнуть, что мои данные – вовсе не данные, а соображения, предпосылки; обоснование для дальнейшего исследования. Тем не менее, они указывают, где нужно копать в поисках главной причины, хотя их может оказаться и несколько.
– И где же собачка зарыта?
– Не у нас! – заявил Мышкин. – По крайней мере, главная собака – не у нас. И причина, от которого пошел у нас мор, вовсе не медицинского характера.
Демидов заерзал в кресле.
– Постой, постой! – остановил он. – Сейчас!
Он схватил свой кейс, долго в нем копался и наконец отыскал там еще одну «белинду». Сигара, по виду кубинская, оказалась нетронутой. Главврач откусил кончик, выплюнул под стол, с наслаждением закурил и выпустил три кольца.
– Теперь я готов, – сообщил он. – У меня такое ощущение, что ты сейчас улучшишь мне настроение. Даже мозги лучше заработали. Не веришь?
– Почему не верить? – возразил Дмитрий Евграфович. – Чистая физиология. Нормальная реакция организма на наркотик, содержащийся в табачном дыме. Итак, продолжаю!.. Я запросил научный отдел и поработал с Крачковым на предмет, изменилось ли что-нибудь в лечебной практике, о чем я просто мог не знать? Ничего не изменилось. Препараты, тактика? Ничего. Оперативные вмешательства? Любой с уверенностью отметит, что главный принцип в практике Успенской клиники – разумный консерватизм.
