– Зачем же в ухо? – перебил Мышкин.
– Затем, что сосед глухой, как тетерев. Так вот, орет ему в ухо: «Еще дотронешься до Верки – бонус получишь. Третий перелом».
– Вам, наверное, все женщины завидуют! – убежденно заявил Мышкин.
– Завидуют? Ну, как вам сказать… – задумалась Потапова. – А что вы звóните? Чем могу?
– Мне нужны истории болезни всех усопших за последние три года. Буду брать ящиками.
Трубка замолчала. Потом удивленный голос Потаповой:
– Что-то не пойму вас, Дмитрий Евграфович.
– Истории с летальными исходами по клинике за три последних года, – медленно, как диктовку, повторил Мышкин.
– Вы в отпуске-то были? – неожиданно спросила Потапова.
– То есть?
– В отпуск уходили?
– Это я вас что-то не пойму. При чем тут мой отпуск, Вера Сергеевна?
– Были или нет? – упрямо допытывалась Потапова.
– Был, но при чем тут…
– Когда вернулись? – не отступала она.
– Уже не помню. С месяц, наверное. Да, месяц назад. Но при чем тут…
– Значит, вы ничего не знаете. Вообще-то, странно.
– Конечно, не знаю! Что я, по-вашему, должен знать?
– Всего лишь то, что ровно четырнадцать дней назад я передала в компьютерный центр последний документ нашего архива. Идите к Ладочникову. Он на месте – только что мне звонил. А у меня ничего нет. Даже завалящей справки. В связи с переходом на электронную форму хранения документов, наш отдел ликвидируется. Я уже полы вымыла и через три дня меня здесь не будет.
– И куда же вы?
– На повышение. В коммерцию, – холодно ответила Потапова.
– Вот как! – уважительно отозвался Мышкин. – Значит, вы у нас стали бизнес-вумен. Собственную фирму открыли?
– Незачем. Около моего дома уже есть нужная коммерческая фирма.
– И какая же?
– Мясной магазин.
– Лучше не придумать! – восхитился Мышкин. – Приобрели в собственность? Или акции?
– Я туда кассиром. Обещают на пять тысяч больше, чем здесь.
– Очень жаль! – искренне пожалел Мышкин. – Вот Эсмеральда, а тут еще вы… Лучшие люди уходят. Все равно: дай Бог вам удачи!
Он позвонил в компьютерный центр – прямо начальнику. Сергей Ладочников, начальник и одновременно сам себе подчиненный, не отвечал. Мышкин послушал гудки минут пять, плюнул и бросил трубку.
На двери компьютерного центра висели два объявления: «Надень бахилы! Здесь тебе не операционная!» и второе: «Осторожно: живой Ладочников. Стучать три раза, только без звука».
Машинально Мышкин глянул на свои кроссовки: оказывается, он так и ходил в демидовских бахилах.
Дмитрий Евграфович деликатно поскреб пальцами дверь, потом щелкнул по ней ногтем три раза. Выждав две минуты и представив себе, что бьет пенальти, Мышкин с размаху ударил ногой по филенке. С потолка сыпанула штукатурка. За дверью что-то лязгнуло, и она отворилась.
Ладочников сидел за компьютером. Он повернул голову на шум и поспешно выключил монитор.
– А! Димундий! – закричал Ладочников. И с неодобрением: – Мы знаем, что Македонский был герой, но зачем двери ломать?
Мышкин разглядывал его розовую, как у большинства рыжих, физиономию в крупных веснушках, наползающих чернильными кляксами одна на другую.
– Заперся? Не открываешь, парниша? Увлекся? Кино смотрел, конечно. Или я тебя просто разбудил?
– Это невозможно! – отпарировал Ладочников. – Я никогда не сплю. А кино вообще не смотрю. Все хорошее кино осталось в двадцатом веке.
– И что там такого хорошего?
– В тех фильмах герои не говорят: «Ты в порядке?»
– Не спишь, значит… Даже когда взламываешь сайт Сити-банка?
