Год благодати - страница 24

Мое тело бунтует, его сотрясает дрожь, когда я откидываю одеяло. Холодный деревянный пол жалобно скрипит под моими ногами, словно чувствует, как тяжело у меня на сердце.

Я уже подошла к окну и собираюсь выглянуть наружу, когда в комнату гурьбой врываются мои сестры.

– Ты что, сошла с ума? – говорит Айви, а Пенни и Клара отталкивают меня от окна. – Тебя же могли увидеть.

До церемонии нам не дозволяется показываться перед противоположным полом без покрывал. Мы более не дети… и пока еще не жены. Но на нас уже заявили свои права, и отныне мы собственность наших будущих мужей.

Как только я отхожу достаточно далеко от окна, Айви раздвигает шторы, и я прикрываю глаза рукой.

– Нынче солнечно, так что тебе повезло, – замечает она, завешивая окно кружевной занавеской. – Когда начинался мой год благодати, дождь вымочил нас до нитки еще до того, как мы подошли к границе округа.

– Тук-тук, – говорит Джун, входя в комнату с дорожным плащом. Это единственная личная вещь, которую нам дозволяется взять с собой. Все остальное нам выдает округ, и, вероятно, все это уже уложено в большие холщовые мешки и погружено на повозки.

– Я подбила этот плащ четыре раза – по одному на каждое время года, – объясняет Джун, вешая его на стул. – Кремовая шерсть, отделанная по краям серым мехом. Под цвет твоих глаз.

– Кремовая шерсть? Как глупо. – Айви с завистью проводит по плащу рукой. – Весной он весь измажется в грязи.

– Он замечательный, – говорю я Джун. – Спасибо.

Она опускает глаза, и щеки ее смущенно рдеют. Большинство девушек, в том числе и Айви, после года благодати становились еще более недоброжелательными, чем были до отъезда. Однако Джун вернулась с такой же безмятежной улыбкой на устах, с какой и отправилась в становье. Быть может, в этом и заключалось ее волшебство – в полном отсутствии волшебства. Говорят, что и наша мать вернулась такою же, ничуть не изменившись, но мне трудно представить ее умиротворенной и милой.

– А ну, с дороги, – приказывает матушка, входя в комнату с подносом, на котором стоит столько еды, что хватило бы на целое войско. Однако когда мои младшие сестры тянутся за печеньями, она бьет их по рукам. – Не смейте. Это для Тирни.

Если бы мне не досталось покрывала, я бы сейчас ела овсянку в обществе отца на первом этаже при полном молчании, но теперь, когда по возвращении домой меня будет ожидать замужество, матушка так довольна, что принесла завтрак прямо в спальню и готова кормить меня как на убой.

Миссис Томми Пирсон. От одной мысли об этом мне становится не по себе.

Я тайком прячу пару печений в салфетку и пододвигаю ее к краю туалетного столика. Мои младшие сестренки хватают салфетку с такой жадностью, будто не ели сто лет, и заползают под кровать, чтобы съесть все там. Я слышу, как они хихикают и посмеиваются над матушкой, но она делает вид, будто ничего не слышит. С Джун и Айви мама вела себя строго, но, думаю, мои проделки так ее измотали, что она не выдержала и сдалась.

– Ешь, – говорит она.

Вообще-то мне не хочется есть, но я уплетаю столько колбасы, яичницы, яблочного пюре, печений и выпиваю столько молока, сколько только могу. Я делаю это не из чувства долга и не затем, чтобы умаслить мать, а потому, что я не дура. Стражники, сопровождающие девушек в становье каждый год, отсутствуют четыре дня, стало быть, и дорога туда, и дорога обратно занимает по два дня. Повозки предназначены для вещей и припасов, так что нам, девушкам, придется проделать весь путь пешком. И на этом пути я отнюдь не собираюсь падать в голодный обморок, ведь за каждым нашим шагом будут следить беззаконники, ищущие легкую добычу. Так что мне нужны силы.