– Помню, – привычно буркнула я, хотя не помнила ни-че-го, как будто отца у меня никогда и не было.
– Он был прекрасный человек. Такой сердечный. А уж какой красавец! На нашем курсе все девчонки только на него и смотрели… но он всегда был мне верен…
Я подняла взгляд на очередной портрет, висящий над кухонным столом. На этой фотографии взгляд моего отца был лиричным, теплым. Мужчина он действительно был очень привлекательный, походил на советского актера. Странно, что я ничего к нему не чувствовала. Он был летчиком и погиб во время парада из-за нелепой ошибки коллеги.
– Пока студенты были, ни копеечки лишней не было, а он подарил мне золотое колечко. Тоненькое, как проволочка. Но ради этого колечка он ведь целую неделю по ночам грузовики разгружал… с его-то образованием, с его изящными пальцами!
Я с трудом проглотила последнюю ложку супа, и бабушка сразу выставила на стол второе. Мама разливалась соловьем. Я знала, что она может продолжать, и продолжать, и продолжать.
– Кушай, кушай, – приговаривала бабушка. – Вон как щеки запали.
– Да как же запали, – отошла от темы мама. – С той недели кило набрала, если не два. Вон как на ней костюм сидит, чуть не лопается.
– Да я сама сейчас лопну. Больше не могу!
– А пироги как же? – забеспокоилась бабушка. – Мне что их, выбрасывать теперь?
– Вот уж конечно, не может она, – продолжала мама. – Всегда лопала и лопала. В детстве вот такая ходила пухлая.
Эту войну мне никогда не удавалось выиграть. Если я сопротивлялась сильнее, они тоже увеличивали нажим. Кроме того, их было двое. Когда мне было двадцать четыре, и я съезжала с этой квартиры, я весила восемьдесят пять килограмм. И все, о чем я могла думать, так только: «Катиться! Катиться прочь отсюда!»
Взяв пирог с картошкой, я принялась жевать его как возможно медленнее. Торжествующая бабушка выставила на стол блины. Я почувствовала острую ненависть к еде и украдкой расстегнула верхнюю пуговицу на брюках.
Мама вернулась к своему восторженному монологу. Жуя и сонно моргая, я почти ее не слушала, зная, к чему она придет в итоге.
– Ты должна найти себе мужчину. Если уж не красивого, то хотя бы достойного мужчину.
– Где их найдешь, достойных, – буркнула я, давясь пирогом с малиновым вареньем.
– Конечно, от тебя все попрячутся, если не будешь следить за собой. Ты не смотри, что я сейчас набрала. Когда твой папа меня увидел, я была как тростиночка тоненькая. Впрочем, мне и было-то двадцать лет.
А мне вот тридцать, мама. Так чего париться, поезд уехал!
Мама протерла глаза, в этой раз действительно слегка увлажнившиеся.
– Достаточно воспоминаний. Они все еще будят тоску.
Я посмотрела на свои наручные часы. Половина девятого. Действительно, достаточно.
– Печеньица? – спросила бабушка. – Свеженькое, со сгущенным молоком, такая вкуснятина.
– Думаю, мне пора. Дома есть кое-какие дела.
– Придумала ты с этой квартирой. Деньги за нее платишь.
– Да, но хозяйка берет с меня немного, а здесь только две маленькие комнаты.
– Ты могла бы спать в комнате с бабушкой.
«И каждую ночь она будет стоять надо мной с куском колбасы, чтобы впихнуть его мне в глотку, едва я приоткрою рот во сне», – со злостью подумала я.
– Да, но мне бы не хотелось мешать бабушке…
– Ей это только в радость. Ты же знаешь, как она тебя любит.
– Да, но отсюда мне неудобно добираться до работы… Ты же знаешь эти трамваи. Чуть где авария на путях, и движение встало на полдня.
