По краям парка стояла конная полиция, в толпе ходили пешие патрули по двое и по трое, тщательно высматривая… что? Ли помнила, что эта демонстрация – часть массового призыва к Оракулу открыть себя, одна из многих таких же, одновременно проводящихся в городах всего мира. Но она даже не думала, что будет такой масштаб – десять тысяч человек, если не больше, набились в парк.
– Ты знаешь, что Реймер этого все равно не поставит, что бы мы ни добыли, – сказал Эдди, водружая на плечо камеру. – Ты же не в новостной редакции работаешь, и он это явно дал понять. Для него это принцип.
– Знаю! – огрызнулась Ли. – Дело тут не в Йоханнесе Реймере и не в урбанити-мать-его-дот-ком. Мы с тобой – репортеры, это – событие. Мы должны его задокументировать.
Эдди показал на антенны прямой передачи в воздухе над толпой. Они окружали площадь со всех сторон.
– Ты не думаешь, что эти ребята просекли фишку? Мне эта атмосфера не нравится.
Ли отвернулась от толпы и улыбнулась Эдди самой милой улыбкой, какую только могла изобразить.
– Эдди, только десять минут в порядке личного одолжения. Пара интервью, и пойдем отсюда. Вдруг найдем сенсационный материал? А если она не пойдет в эфир, выложим в Интернет, включим в наше резюме и плюнем на эту дерьмовую лавочку.
– Детка, твоя дерьмовая лавочка – пятнадцать лет моей карьеры. Я ею более чем доволен.
Упаси меня бог быть такой довольной, подумала Ли.
Она положила руку ему на локоть. Посмотрела ему в глаза, улыбаясь намеренно сверхискренней улыбкой.
– Пожалуйста, – сказала она.
Эдди минуту смотрел на нее, потом закатил глаза.
– Ладно, десять минут. Пулитцеры тут под ногами валяются, только подобрать.
Ли стала обходить толпу по кругу, Эдди следом, глядя, на кого направить камеру. Демонстранты были самые разные – по возрасту, полу, образу жизни – прямо вся карта мира. Единственное общее – серьезность выражений их лиц. Это не была увеселительная прогулка в парке ни для кого из них.
У северного края парковки возле входа в отель «Дабл-ю», держа руки в карманах и ссутулившись от холода, стояли двое мужчин. Они просто смотрели на демонстрацию как зачарованные. И плакатов ни у кого из них не было. Ли показала Эдди на них.
– К этим двоим?
– Без разницы, – ответил он.
Ли подошла к ним. Один был кавказец, второй похож на уроженца Южной Азии, возможно, индиец. Обоим от двадцати пяти до тридцати.
– Прошу прощения, я Ли Шор, из «Урбанити-дот-ком», – сказала она. – Не согласитесь ли вы сказать несколько слов о том, что здесь происходит?
– Нет, спасибо, – ответил индиец. – Мы просто так, погулять вышли.
– А вы? – обратилась Ли к его спутнику.
Он ответил не сразу.
– Ладно, – сказал он, помолчав.
– Эй! – сказал индиец своему другу.
– Все в порядке, – ответил тот.
– Отлично! – сказала Ли. – Как вас зовут?
Снова короткая пауза, потом:
– Джон Бьянко.
– Хорошо, Джон. Не мог бы ваш друг подержать вашу сумку? На ней логотип, и чем его потом замазывать, лучше убрать сейчас из кадра.
Джон Бьянко снял сумку с плеча и отдал своему другу, у которого, кажется, был какой-то тихий, в основном внутренний, припадок бешенства.
– Фантастика! Тогда давайте вы встанете вот здесь, – она потянула Джона за рукав и поставила так, что демонстрация оказалась у него за спиной, – и ответите на мои вопросы только мне, не в камеру. О’кей?
– Без проблем, – ответил Джон.
– Эдди, готов? – спросила Ли.
Эдди кивнул.
