Только в тесноте сборища ополчения лихой казак Степан, намереваясь ударить Пожарского в живот несколько раз, промахнулся и ударил ножом в бедро стоявшего рядом ополченца Романа. Конечно, не случайно и глупо промахнулся лихой казак, его руку с ножом успел отвести в сторону сотник Фрол Сидоров, вовремя увидевши бешеные, налитые кровью глаза инфернального посланника Заруцкого. Степана тут же схватили спутники Пожарского, Фрол Сидоров и другие сотники, заломили ему руки, повязали и заковали в железа.
На пытке казак Степан признался в тайном поручении атамана Заруцкого – о необходимости убийства Пожарского – при организации заговора в Ярославле. Казак назвал всех сообщников, которые в тот же день были арестованы. Когда о признании казака Степана и аресте всех сообщников было доложено Пожарскому, тот вызвался провести дополнительный допрос для определения вины всех заговорщиков и возможности их покаяния в содеянном.
Во время допроса Пожарский с удивлением узнал от казаков Степана и Обрески, что многие казаки атамана Заруцкого – и они в их числе вместе с атаманом – присягнули уже новому царю «Дмитрию Ивановичу».
– Псковскому вору с именем Исидор, или Сидорка, присягнули? – спросил с лёгкой усмешкой Пожарский. – Нашли кому присягать… Ваш атаман Иван Заруцкий трижды царю «Дмитрию Ивановичу» присягал, только у всех троих рожи были разные, одна страшней другой.
– Атаман приказал нам присягать царю, мы и присягнули, – озираясь испуганно по сторонам, лязгая зубами, еле выговорил Обреска. – Откуда мы знали, что он не природный царь… Приказа атамана не гоже ослушаться…
– Даже когда этот приказ атамана требует от тебя убийства живого человека? – сурово спросил Пожарский и, не дожидаясь ответа, брезгливо махнул рукой, мол, и так всё ясно со злодеями.
После затянувшейся неловкой паузы присутствовавший на допросе сотник Фрол Сидоров спросил, вроде как обращаясь ко всем заговорщикам:
– Чем же вам наш главный воевода князь Дмитрий Михайлович Пожарский не угодил? Вроде он, как и ваш атаман Заруцкий, выступает за освобождение Москвы от поляков… Не пойму я вас и вашего атамана…
– Да мы и сами ничего не поняли, – сказал за всех Обреска, – не по душе мне был приказ убить главного воеводу земского ополчения, слухи о котором идут по всей земле…
– И ты тоже не понял, старый знакомец Семён Хвалов? – без тени улыбки спросил Пожарский. – Чего я тебе плохого сделал, Семён, что ты решил убить меня за всё хорошее, что ты получил от меня раньше?
– Прости, князь, если можешь, и помилуй, – промолвил в слезах Семён, вставая на колени и силясь поцеловать руку Пожарскому.
– Будя, будя, Семён, – сказал Пожарский, брезгливо отдёргивая свою руку. – Если покаетесь в содеянном преступлении, то всех прощу, никого не накажу…
– Каемся, князь… – в один голос выдохнули заговорщики, исполнители злой воли лихого атамана Заруцкого.
– Раз покаялись, то вы все прощены… – Пожарский поморщился, вспомнив, как часто он говорил эту фразу. – Вам, присягнувшим вору псковскому Сидорке, сейчас сотник Фрол расскажет, как настигла смерть напрасная третьего самозванца, скрывавшегося под личиной «царя Дмитрия Ивановича»… Порадуй или опечаль их всех, Фрол…
И сотник Фрол Сидоров рассказал, как «псковский вор» Лжедмитрий Третий с полуименем Сидорка пытался при очередной замятне шведов и казаков бежать из Пскова в Гдов в ночь на 18 мая 1612 года. За ним была отправлена погоня из отряда псковичей. Через два дня его поймали, вернули в Псков, посадили закованного в цепи в клетку. И выставили на всеобщее обозрение с присказкой – «последний самозванец, царевич Дмитрий». В тюрьме самозванец Лжедмитрий Третий в железах просидел до июля. Когда 1 июля 1612 года Лжедмитрия Третьего повезли в Москву, по дороге на обоз напал отряд поляков под командованием шляхтича Лисовского. Псковичам ничего не оставалось делать, как прикончить «вора Сидорку» и удирать от поляков со всех ног…
