Годы испытаний. Честь. Прорыв - страница 36



Аржанцев заметил это. Вот Миронов еще раз сменил позицию и вновь так же быстро открыл огонь. Теперь комроты было хорошо видно, что взвод Жигуленно заметно опаздывал со сменой позиции и открытием огня. Аржанцев забеспокоился. Управлять огнем роты было трудно, когда один взвод отставал, а другой ушел далеко вперед. Он хотел позвонить, чтобы задержать взвод Миронова, пока Жигуленко не сменит позицию, но в трубке послышался голос капитана Горобца:

– Молодцы твои пулеметчики… Добро действуют! Ты только поторопи взвод на правом фланге.

Аржанцев тут же передал приказание Жигуленко выравняться по взводу Миронова.

Жигуленко взглянул вперед. Миронов уже снова сменил позицию, и его пулеметы дружно открыли огонь. Тогда он погрозил кулаком в сторону Миронова. Миронов видел это, но азарт уже захватил его. И он махнул рукой, давая сигнал своим пулеметчикам к новой смене огневых позиций. Почему-то огневой вал вдруг задержался у оврага и дороги. Остановить своих бойцов-пулеметчиков, которые вырвались впереди пехоты на левом фланге и приблизились к дороге, было уже невозможно. Еще мгновение – и Миронов увидел, как пулеметчики – наводчик и помощник, – которые бежали, держась за катки пулемета, и подносчик патронов, помогающий им сзади, упали как подкошенные, а станковый пулемет ткнулся кожухом в землю и задрал хобот кверху.

Миронов понял: случилось что-то страшное, непоправимое. И вместе с тем он недоумевал: что могло произойти с пулеметным расчетом, который находился не меньше чем в 100–150 метрах от огневого вала? Это же безопасно.

Дежурный сигналист заиграл отбой, и белый флаг взвился над вышкой. И сразу рвущиеся вперед люди, танки, орудия остановились, застыли на месте.

В ушах звенело от внезапно наступившей тишины. По полю, где несколько минут назад кипел «бой», бежали бойцы к тому месту, где упали пулеметчики. Туда же торопились командиры, врач в белом халате и санитары с носилками и медленно, обходя окопы, шла санитарная машина.

Не помня себя, вместе со всеми бежал и Миронов. Он спотыкался, падал, зацепившись за коряги, вскакивал и вновь бежал. Аржанцев опередил его. Бойцы расступились, давая им дорогу. Капитан Горобец был уже здесь, бледный, глаза злые. Аржанцев видел, как положили на носилки Ежа. У него была забинтована левая рука, на голове белая повязка. На вторых носилках лежал Ягоденко с забинтованной левой ногой. А наводчик пулемета Полагута, который бежал слева и был ближе всех к разорвавшемуся снаряду, стоял как ни в чем не бывало. Только лицо и гимнастерка запачканы землей. Полагута нарвал травы и заботливо подложил под голову Ежа.

– Разойдись по своим подразделениям! – закричал срывающимся голосом Горобец. – Лейтенант Миронов, ко мне!

Миронов подошел. Язык точно одеревенел и с трудом повиновался ему.

– Вот до чего ваша бездумность довела. Чего вперед лезли? Людей покалечили. Под суд пойдете…

Перед глазами лейтенанта расплылись туманные круги. Он с трудом держался на ногах. Командир батальона долго кричал. Миронов не шелохнулся. Во рту сухо, горько, и кажется, проведи он языком по губам – они зашуршат, как бумага.

– Генеральную «репетицию» сорвали, – услышал он последние слова и потом еще долго смотрел в спины удаляющимся Горобцу и Аржанцеву. (Их срочно вызвали к командиру полка.)

Русачев в присутствии начальника боевой подготовки округа назвал Канашова неизвестно за что «упрямым быком» и тут же, ни с кем не простившись, уехал вместе с генералом, приказав Канашову прибыть немедленно в штаб.