Годы. Мили. Судьбы - страница 12

Красивым и торжественным праздником была Пасха. В этот день заканчивался семинедельный Великий пост, когда запрещалось употреблять в пищу мясо, молоко, масло, сметану, яйца и птицу. Можно было есть рыбу и продукты растительного происхождения. Во время поста каждый православный был обязан исповедаться – рассказать священнику о совершенных грехах и поступках, не соответствующих христианскому образу жизни. В зависимости от тяжести греха, священник или прощал от имени Бога, произнося слова: «Бог простит», или на грешника налагал взыскание. Родители посылали нас, малолеток, в церковь на исповедь. С детьми схема упрощалась. Детей собирали группой, а не по одному, как у взрослых. Священник задавал вопросы: «Не воровал ли? Не богохульствовал ли? Почитаешь ли родителей?» и т. д. Мы были обязаны отвечать: «Грешен, батюшка!» – независимо от того, были мы грешны или нет. Самокритика, как форма осуждения аморальных поступков, использовалась с давнего времени, только слова были другие. Раньше говорили грешен, а теперь – виноват, исправлюсь, признаю некоторые ошибки.

В конце недели принимали причастие. По очереди подходили к священнику, он вливал в рот чайную ложку кагора (красного крепленого вина) и совал кусочек пресной лепешки. Вино символизировало кровь, лепешка тело Христа. В четверг, пятницу и субботу перед Пасхой проходили ежедневные богослужения, а в ночь с субботы на воскресенье служба шла беспрерывно. В полночь верующие во главе со священником Троицким и дьяконом Вознесенским под звон колоколов с иконами и горящими свечами в руках выходили во двор и совершали крестный ход вокруг церкви. Шествие сопровождалось пением, пуском ракет и выстрелом из пушки. Да, из пушки! На территории церкви хранился ствол орудия без лафета времен Крымской войны. Какой-то бывший артиллерист засыпал в него чайную чашку черного пороха, забивал пыж и упирал казенной частью в дерево. Прячась за деревом, он факелом поджигал заряд, и пушка стреляла. Ради этого со-бытия мы не спали до полуночи. Утром поздравляли друг друга с праздником и разговлялись. Ели до отвала крашеные яйца, мясную пищу, масло и все, что было запретным в течение сорока девяти дней. Праздник продолжался три дня. Церковные колокола звонили всю неделю. Желающим разрешали подниматься на колокольню и звонить, сколько хочешь и как хочешь.

Самым веселым праздником было Вознесение – праздник нашего прихода, так как церковь называлась Вознесенской. В деревню привозили карусель. Она крутилась с утра до вечера под музыку шарманки. Верхом на деревянных лошадках за 5 копеек катались дети и взрослые. Продавали мороженое в виде лепешки, зажатой между двумя вафлями, по 5, 7 и 10 копеек за порцию. Родители покупали семечки подсолнуха, которые честно делили между нами. На каждого приходилось по два-три стакана. Приезжали гости. Отмечали так же, как и другие праздники, – обед, гулянье, пляски и песни под гармонь.

Осенними и зимними вечерами молодежь собиралась поочередно у каждой девушки на беседы (посиделки). Как правило, матери устанавливали дочерям норму – напрясть за вечер два початка (пряжа на веретене, сколько вместится), а остальное время пляши, пой, играй в жмурки. Пряли лен. Плясали «Кадриль», «Барыню» под гармошку или балалайку. Пели песни о пряхе, которая сидит в низенькой светелке, «Златые горы» и обычные частушки на вечную тему про любовь. К девушкам приходили парни даже из соседних деревень, иногда издалека, километров за 7 или 10. Знакомились, влюблялись. Парни из-за девушек иногда ссорились и дрались.