Гоголь. Страшная месть - страница 23

–А вторая?

–И вторая от нее же.

Из содержания второй записки следовало, что накануне вечером Иосиф Виельгорский снова гостил у Волконской и, узнав о случившемся с Языковым несчастье, занемог. Старая болезнь – чахотка, – которая на глазах Гоголя единожды уже чуть было не унесла Иосифа, снова напомнила о себе. Ему стало плохо, повторялись приступы, буквально один за другим, и сейчас, говорилось в записке, он пребывает в ее доме в очень болезненном и обессиленном состоянии. Оставить друга в беде Гоголь не мог – и уже час спустя он сидел у постели больного в доме Волконской на Фонтанке. Иосифу немного полегчало при появлении друга, но все же он был еще очень слаб, чтобы отправиться домой. Между тем, светские новости не давали ему покоя, и он выпытывал у Гоголя сейчас обстоятельства смерти Языкова. Понимая, что ему не следует всего знать, тот все же не решался утаить от него настоящей правды.

–Ты говоришь, что несчастье произошло с Николаем Михайловичем во время литургии?

–Именно так. Мне с самого начала не нравилось его увлечение подобного рода мероприятиями, но поделать с этим я ничего не мог – болезнь сделала из него верующего, только в определенно кривом смысле. Он уверовал не в Бога, а в дьявола. Всерьез считал, что тот сможет помочь ему в борьбе с недугом, но, как видишь, все закончилось печально…

–Если ты был противником его сектантства, то почему принимал участие в служениях вместе с ним?

–Видишь ли, некоторые события моего недавнего прошлого заставляют меня думать, что я причастен к нечистой силе…

–О чем ты?! – испуганно подскочил Иосиф.

–Ничего серьезного, но все же мне просто жизненно необходимо разорвать ту порочную нить, которой Коля пытался связать себя с загробным миром.

–И потому ты решил посещать службы вместе с ним?

–Именно. Хотя понимаю, что в его смерти более половины моей вины.

–Отчего такая самокритичность?

–Оттого, что несколько месяцев назад внутри секты уже случилось несколько смертей. Умер Кольчугин, купец первой гильдии, которому я отдавал,.. вернее, пытался продать копье Лонгина.

–То самое, что ты отыскал в Иерусалиме?

–Да, видишь ли, именно с ним я связываю все те злоключения, что произошли со мной и моими близкими последнее время.

–Но почему? Ведь, насколько мне известно, это христианская реликвия, призванная при жизни Христа для того, чтобы облегчить его страдания, что испытывал он на Голгофе? Ведь так?

–Не совсем. Реликвия сия скорее дьявольская, поскольку многими учеными неопровержимо доказывается, что Лонгин – легионер и носитель государственной власти в Иерусалиме тех лет – просто исполнил приказание своих начальников, убивая Христа с тем, чтобы предотвратить возможный поворот исполнения приговора, который готовился совершить Пилат. Прокуратора тяготило принятое им решение, он все время метался и хотел отменить приговор. А если бы Христос к тому моменту, который мог наступить в любую секунду, был бы жив, то это вызвало бы определенные негативные последствия для первосвященника и римской власти в Палестине. Можно сказать, общественное спокойствие висело на волоске, и потому первосвященник Каифа или кто-то из его окружения, или военные власти Иерусалима отдали Лонгину приказ ускорить естественное течение событий…

–Вот оно как, – задумчиво протянул Виельгорский. – И ты говоришь, что пытался избавиться от копья?

–Да, я хотел его продать нашему с Николаем товарищу по «Мученикам», купцу Кольчугину. И тот купил его. Правда, вскоре после этого скончался при невыясненных обстоятельствах.