– Али, ты должен беречь нас. Я не справлюсь одна.
Мне показалось, что Али засмеялся и, как обычно, качая головой, нежно сказал:
– Хорошо, мой цветочек.
С этими мыслями я смогла глубоко вздохнуть и ощутила внутри растущее чувство радости и облегчения.
…Время было полдвенадцатого, я не могла поверить, что столько спала. Мамы всё ещё не было в палате, а белые лилии уже стояли в графине на холодильнике. Снег прекратился, но небо было мрачным. Фиолетовые занавески, украшенные жёлтыми и оранжевыми цветочками, с обеих сторон окна были аккуратно собраны. Сама палата была очень чистой и приятно пахнущей. Я поднялась, села на кровати и почувствовала, что мне уже намного лучше, больше нигде не болело. Посмотрев на окно и занавески, я снова погрузилась в мысли. Какими же эти занавески казались знакомыми. Тут я вспомнила, что мы покупали похожие нам домой в Дезфуле.
Спустившись с кровати, я подошла к окну, чтобы потрогать эти занавески и вдохнуть их запах. Для меня они запахли Дезфулем…
Я отошла от окна, прошлась вдоль палаты и остановилась у порога. Коридор больницы был очень чистым и безлюдным. Около комнаты медсестёр я увидела маму. Она разговаривала по телефону и, увидев меня, улыбнулась и помахала рукой. Вскоре, положив трубку, она пошла в мою сторону и, приблизившись, спросила:
– Ты проснулась, милая?
– Я так много спала, – улыбнувшись ей, ответила я.
– С утра отвечаю на телефонные звонки. – сказала она, взяв меня за руку. – Говорила всем, что ты спишь, чтобы не соединяли с твоей палатой.
– А в чём дело? – спросила я настороженно. – Что-то случилось?
Мама отвела меня к уборной и сказала:
– Умойся. Тебе станет лучше.
Она открыла дверь уборной, где внутри всё сверкало белизной от чистоты.
– Звонят все: родственники, друзья, знакомые и даже незнакомые, – продолжала мама. – Все справляются о твоём состоянии: твои дяди, их жёны…
Посмотрев в зеркало на своё лицо и круги под глазами, я заметила, какой стала бледной и измождённой.
Умывшись, я вдруг подумала, что уже давно не узнавала о последних новостях нашей семьи, поэтому, выйдя из уборной, спросила у мамы:
– А с кем ты сейчас разговаривала?
– С Вахидом, твоим двоюродным братом.
Услышав его имя, я подумала: «Ах, это был он… Бедный Вахид…»
Вернувшись к себе в палату, я села на кровать и погрузилась в воспоминания, как однажды Али привёз Вахида в Дезфуль.
– Ложись, дорогая, – снова взяв меня за руку, сказала мама.
– А сколько мне ещё нужно здесь находиться? Почему ко мне не приносят ребёнка?
– До утра.
– С ним всё в порядке? Может, что-то не так? Прошу, скажи мне правду.
– Опять ты капризничаешь? – накрыв меня одеялом, проворчала она. – Клянусь, я говорю тебе правду. Или тебе хочется, чтобы тебе врали?
Я закрыла глаза и почувствовала, как мама вытерла мне лицо полотенцем, поправила платок и опустила рукава больничной рубашки. Я обняла её и, как обычно, поцеловала в шею.
– Как же ты вкусно пахнешь.
– После обеда тебя придут навестить, – ответила она, поправляя мне простыню и одеяло.
Как же тяжело… Я никогда и мысли не допускала, что буду лежать на этой больничной кровати, зная, что Али никогда не придёт, ведь я всегда мечтала о том, что эти дни будут счастливыми и мой муж будет со мной рядом. Кто мог подумать, что в день рождения нашего ребёнка все будут в трауре и слезах? Можно ли представить дни более тяжёлые, чем эти?
– Родная, ты спишь? – робко спросила мама.
