Голодная луна - страница 18



Ник встал между полной женщиной с добродушным лицом и парой с беспокойным ребенком. Коленопреклоненный мужчина закрыл глаза и поднял лицо к небу, беззвучно шевеля губами. Затем он пристально оглядел толпу, его проницательные голубые глаза всматривались в каждое лицо.

– Меня зовут Годвин Манн, – сказал он тихим, но проникновенным голосом, – и именно поэтому я здесь.

Полная женщина фыркнула, но Ник не понял, от смеха или нет. «Он имеет в виду, что он здесь для того, чтобы завоевать людей для Бога, Эндрю», – прошептала своему сыну другая женщина.

– Прошу, не вставайте на колени, если вам этого не хочется. Но мне хотелось бы, чтобы вы сели, пока я не попрошу вас подняться для Господа.

Когда люди уставились на него или на голый камень, на который им предлагалось сесть, он добавил:

– Если кому-то из вас нужен стул или подушка, просто поднимите руку.

Многие из присутствовавших неуверенно подняли руки. В ответ на это часть людей из толпы позади Манна направились к ближайшему ряду палаток и вернулись с охапками подушек и складными стульями. Кое-кто уселся на свою верхнюю одежду, но вид у них все еще был неуверенный. Ник подозревал, что некоторые из присутствующих сели, потому что им было неловко стоять, а возможно, им было не по себе, что они вообще здесь оказались. Нику стало интересно, что именно здесь происходит, особенно после того, как калифорниец сказал:

– Думаю, некоторые из вас сочтут меня невежливым, потому что я не предупредил, что приду. Дело в том, что я не знал, сколько времени мне потребуется, чтобы дойти.

– Из Америки? – пробормотал мужчина в фартуке мясника.

Манн взглянул на него:

– Нет, из аэропорта «Хитроу». Я хотел убедиться, что достоин говорить от имени Господа.

Ник почувствовал, как некоторым людям стало стыдно из-за того, что они не хотели садиться на голую землю. Один ноль в пользу евангелиста, подумал он. А Манн тем временем продолжил:

– Не подумайте, что я считаю себя лучше вас. Послушайте, и я расскажу вам, кем был, пока не призвал Господа в свою жизнь.

Он глубоко вздохнул и посмотрел на бессолнечное небо.

– Я вырос в Голливуде. Мой отец – британский киноактер Гэвин Манн.

В толпе зашептались, это имя оказалось знакомым. Манн слегка повысил голос и продолжил свой рассказ:

– Я не хочу плохо говорить о своем отце, но мое воспитание включало в себя все самое худшее из мира Голливуда. В пять лет я попробовал алкоголь, в десять уже курил марихуану, в двенадцать подсел на кокаин. В пятнадцать лет я впервые посетил проститутку. Год спустя в мою спальню вошел мужчина, который до этого плавал голым в бассейне с моим отцом. Боюсь, мой отец повторно женился после развода с моей матерью только потому, что его фанаты ждали этого от него. И той ночью я узнал о том, чем он занимался со своими друзьями-мужчинами, и на следующее утро я перерезал себе вены, в чем вы можете сами убедиться.

Он поднял руки и продемонстрировал розоватые шрамы, словно стигматы, под неодобрительные возгласы толпы.

– Мой отец отвез меня в больницу, но я никому не сказал, почему сотворил с собой такое. Мне хотелось, лишь чтобы все оставили меня в покое, и тогда я смогу довести задуманное до конца.

Женщина рядом с Ником вытирала глаза и резко дернула сына за руку, когда тот спросил, что случилось. Ник почувствовал себя неуютно и с подозрением отнесся к умению Манна манипулировать чувствами людей, особенно когда тот сказал: