Весна, а ночи еще студеные… Хоть и нет злого ветра, а воду к утру тонким хрустом прихватывает.
Микулка, устав за день до последней возможности, спал крепко, без снов, Зарян ворочался на лавке, кутаясь в куцее одеяло, а дедов филин привычно чистил перья, словно на свадьбу готовился. Вдруг зашуршало что-то под столом, зашлепало. Филин бросил чистится, оглядел избу глазами-блюдцами, не понравился ему звук, растревожил, хлопнул он крыльями и растворился в звездной пыли, вылетев в отдушину.
А звук не прекратился, только усилился. Скрипнула половица, брякнул горшок у печки, мелькнула в лунном свете неясная тень. Микулка проснулся от шума, думал крыса озорничает, поискал рукой что-нибудь тяжелое, нащупал ухват у стенки, да только в ход пустить не успел.
– Ты пошто за ухват шхватился? – раздался снизу насмешливый женский голосок. – Никак ш бабой воевать удумал?
– Так откель тут баба… – ничего не соображая спросоня, молвил Микулка.
– Откель… Откель надобно. Зарян твой, пока не таким штарым был, приютил шабаченку, а я на нее верхом, да в избу. Шабаченка уж издохла давно, а я ошталась…
Микулка сел на печи, постепенно собираясь с мыслями.
– Так ты кикимора, что ли? – неуверенно спросил он.
– Кому ж еще быть? Шишимора и ешть.
– А у нас в землянке домовой жил… – с грустью вспомнил Микулка.
– Так в доме, видать, и кошка была.
– Ясное дело! Не мамка же мышей ловила…
– То-то и оно… – в голосе кикиморы послышалась застарелая грусть. – Кошка, она как лошадь для домового, ее первой в новую избу впушкают, штоб Хозяин на ней въехал. Въехал, да ошмотрелся, хозяйство принял. А уж потом на шабаке кикимора въезжает, иначе домовому одному тошка, может и захиреть. А всем известно, что когда у домового в щемье радость, так и в доме шастье. Только шабак много иметь нельзя, не то еще хуже будет!
– Это почему?
– А ешли бы у тебя ш дефяток жен было? Да хотя бы и три? Была бы у тебя в щемье радошть? Маята одна, шшоры да шклоки. А ведь на каждой новой шабаке в дом новая шишимора въезжает. Домовой только один может быть, а шишимор школько пол выдержит.
– Наверно потому у нас в доме и не сладилось…
– Может и потому, а может шами виноваты. Негоже за швои оплохи вину на домового шваливать.
А вот я одинокая… Штарый Зарян так кошку и не взял, у него филин мышей ловит. А мне без Хозяина каково? Дед ш тошки мучался, и меня на тошку обрек.
– А чего ж не сказала ему?
Микулка наклонился с печи и разглядел в тени маленькую, в две ладони росточком, женщину. Одежды на ней никакой не было, только куталась она в густые зеленые волосы, обрамлявшие доброе и печальное лицо. Из прически смешно торчали остроконечные звериные ушки.
– Чего уштавился? – недовольно шикнула кикимора, прикрывая волосами торчащие ушки – Бабы нагой не видал?
– Неа… – осклабился Микулка.
– Увидишь еще! А шо штариком мы не шладили. Я по молодости да по глупости шалила больно, то горшки побью, то грамоты его попрячу так, что никто не шыщет. Думала, поймет Зарян, что мне Хозяин нужен. А он разобиделфя…
