Голос греха - страница 35
На кухне, где стоял сильный запах лука, мама быстро резала продукты. Акуцу предложил свою помощь, но в ответ услышал: «Еще не дай бог палец порежешь, так что сиди уж». На обеденном столе стояла газовая горелка, на которой располагался черный железный котел набэ[49]. Мама, узнав, что придет Акуцу, решила приготовить его любимое блюдо сукияки[50].
– А, ты уже пришел…
Держа в руках карманный электрический фонарь, вошел отец – Масаси. Худощавый, он вечно сутулился и, как обычно, был одет во фланелевую рубашку, заправленную в брюки.
– Мать, у нас пальчиковые батарейки есть?
– По-моему, закончились. – Мама отвела взгляд от разделочной доски. – Отец, переложи, пожалуйста, в тарелку вермишель конняку[51].
Тот, кивнув, пошел на кухню.
Глядя на родителей, молча занимавшихся подготовкой ингредиентов для сукияки, Акуцу подумал, какими спокойными они выглядят. Как только начинаешь работать, кажется, что ход времени ускоряется, а ведь родителям уже по 65…
Отец, работавший в аптеке рядом с многопрофильной больницей в двадцати минутах езды на машине от дома, за исключением дней, когда ему приходилось задерживаться на работе, или вечеринок накануне Нового года, ужинал дома. Он любил бывать один: неподвижно сидел перед доской для игры в го[52] или внимательно смотрел по телевизору передачи про рыболовство. Акуцу считал, что отец никогда не говорил дома о работе потому, что на рабочем месте сдерживал себя. Он тщательно выполнял свои обязанности, но сверх этого ничем не интересовался. Абсолютно в духе отца было, например, активно участвовать в обучающих семинарах и при этом иметь очень скудные знания об имеющихся на рынке лекарствах. В этом смысле изготовление японских кукольных домиков по определенному шаблону было для него самым подходящим хобби. Когда ему исполнилось 60 лет, он стал работать по контракту, а в прошлом году, достигнув 65, ушел со службы. Раньше мама время от времени работала на полставки, а теперь, занимаясь домашними делами, одновременно рассматривала не предназначенные для жизни дома, созданные мужем.
– Как ты съездил в Англию? – промывая откинутую в дуршлаг лапшу конняку, спросил отец. – Спасибо за чай. Вкусный.
Речь шла о чае, привезенном в подарок. Акуцу вспомнил выражение лица Тории, тыкавшего кончиком ручки в картонную коробку, и тут же ощутил терпкий вкус чая.
– Все неприветливые, будто сговорились. Даже в ресторанах многие выглядят угрюмо.
– Почему же? Ведь, улыбаясь, они привлекут больше посетителей.
Резавшая грибы-вешенки, мама удивленно улыбнулась.
– Эйдзи, достань пиво, – попросил отец.
Встав с дивана, Акуцу направился к холодильнику, достал две банки пива, стеклянный чайник с пшеничным чаем для мамы и поставил их на стол. Куски говядины с мраморными прослойками[53] выглядели потрясающе и были такими яркими, что хотелось их сфотографировать.
– Какое хорошее мясо…
– Не говори. Как увидел, влюбился с первого взгляда, – гордо произнес отец. Ради сына, который не так часто радовал родителей своими визитами, он специально ездил за мясом в Санномию[54]. Акуцу поблагодарил отца и налил ему пива.
– Ну что, начнем?
По команде отца началось приготовление сукияки. Мама налила в набэ масло и опустила туда большие куски говядины. Посыпанное сахаром и залитое соевым соусом, мясо аппетитно зашипело, и Акуцу буквально заурчал от удовольствия. Мама положила первый кусок в его пиалу, где было разбито сырое яйцо, и он тут же отправил его в рот. Ощущение мягкости и сладости в сочетании с вязкостью сырого яйца было настолько изумительно, что он застонал от восторга.