Моя выходная жизнь в Крыму рисовалась крупными мазками. Дворцовый период в Воронцовском, Массандровском и Ливадийском погружал нас с приехавшей подругой в интересные переживания. Одни дворцы раскрывались в звуках шелеста подолов танцующих прелестниц, что я даже не удержалась и затанцевала в одном из залов. Другие были пропитаны масонскими тайнами, ощущением вседозволенности и силы. В Массандровском дворце было особенно уютно, по-семейному.
После исторического периода наступил парковый, с прогулками по ботаническому саду и парку Айвазовского в Партените. Красота цветов, деревьев, маленьких прудиков и тропинок требовала от тебя только одного – жить и радоваться. Но этому мне, как оказалось, предстояло учиться еще долго. Среди этого праздника жизни в свободное после работы время я стала хотя бы чувствовать, отстаивать право быть этому времени в моей жизни, у самой же себя.
Тем временем работа на проекте кипела. Впрочем, именно это и было для меня привычным процессом, а вот жизнь вне работы стала наполняться красками впервые.
В какой-то момент мне пришлось выйти за рамки бизнес-процесса, так как многие сотрудники, с которыми я взаимодействовала, были приезжими из Донбасса, где проходили военные действия. Многим просто нужна была помощь.
Я даже не заметила, как перестала быть наедине сама с собой. На работе – люди, на выходных – с людьми, дома – консультации. Процесс размытости собственных границ должен был логически завершиться острым осознанием того, что так нельзя выстраивать отношения. А пока это все просто наслаивалось и копилось.
В наших путешествиях были разные места: одни – с ярко женским проявлением, другие – с мужским, третьи приоткрывали святость и глубину, четвертые разрешали прикоснуться к своей боли.
В один из осенних выходных мы отправились к плачущей скале. Трудно было представить, что где-то среди полей, возможно появление хоть какой-то скалы. Но слоистая скала действительно существовала. Место ухоженное и почитаемое местными – это читалось и в вывеске, и в ограждениях по пути, и в лавочках на самой территории. Между скалой и ее фрагментами давно выросли большие деревья, которые как будто охраняли тропу в расщелине.
По желобу в скале, формировавшемуся десятками лет, стекала скромная струйка воды. Сам желоб со временем приобрел кроваво-багровый цвет благодаря особому составу воды. Создавалось ощущение, что по скале течет кровь… Несмотря на скудость слез скала наплакала целый пруд.
Один из участков скалы напомнил мне смайлик, но приглядевшись, я увидела череп… Место намекало о своём сакральном назначении. Свечи в низком гроте свидетельствовали о том, что кто-то использует силу этого места по назначению. Один из камней был просто предназначен для жрицы, совершающий обряд. Он представлял собой стол, возвышающийся над прудом и местностью кругом. Забравшись на него, неожиданно для себя я во весь голос закричала:
– Я женщина …
Место явно требовало этого проявления, оно было пропитано женским потенциалом…Что-то утробное, скрытое, влажное, заряженное пением при лунном свете, сильное и мудрое сочилось из пространства… Женское место силы…
Были и мужские места. На гору Бойко собралась ехать с ночевкой большая группа на нескольких машинах. И немудрено: говорят, что именно здесь находится крымский вход в Шамбалу. Хозяин базы, где мы ночевали, предупредил нас, что место непростое, нужно следить за своими мыслями. Но наблюдение за собой – это навык, оттачиваемый годами.
