Головастик из инкубатора - страница 53

Проблема заключалась в том, что Косой был переросток – на два года старше любого из нас – а в детском возрасте, сами понимаете, это такая пропасть, через которую не каждому дано перепрыгнуть. Поэтому рыло ему начистить было некому, хотя, повторюсь, он этого очень заслуживал! Буквально напрашивался на опиздюливание! Единственный в классе, кто иногда брался за это нелегкое, но справедливое дело, был я.

Хорошо помню нашу первую драку, инициатором которой, как и всех последующих, впрочем, являлся Косой. Не успел я зайти вечером в палату, как тут же услышал его противный гнусавый голос: «Эй ты, новенький! Ну-ка, подь сюда!». Смотрю, какой-то долговязый хмырь вальяжно разлегся на кровати и что-то нагло гундосит в мою сторону. Ну, я ему, значится, и отвечаю: «А у тебя что, ноги отнимутся самому подойти?». В палате сразу стало тихо, и все ее обитатели заинтересованно уставились на меня – что же будет дальше? Ведь так с Косым еще никто не разговаривал!

Этот чудик и сам понял, что столь дерзким ответом я поставил под сомнение весь его авторитет среди школоты, и надо как-то реагировать на вызов. Он вскочил с кровати и развязанной походочкой подошел ко мне. «А ты чего такой борзой? Давно пизды не получал?!». Я отступил на пару шагов и сжал кулаки: «А она у тебя есть, что ты мне ее предлагаешь?». Косой аж присвистнул от такой наглости: «Ребза, да этот новенький, по ходу, охуел!». После этих слов он, сделав вид, что отворачивается, резко ударил меня кулаком в лицо. Не привыкший подолгу оставаться в долгу, я тут же ответил ему тем же – началась знатная молотилка!

Через несколько минут, вдоволь намахавшись кулаками, мы уже стояли окровавленные друг напротив друга, свесив на плечи языки от усталости. Осознав, что не может победить меня в честном бою, Косой принялся кричать мне угрожающе: «Учти, я психованный и за себя не отвечаю!». Но в ответ на это запоздалое признание мне осталось лишь рассмеяться ему в лицо: нашел, кого пугать – я и сам не так давно вернулся из психушки.

С тех пор Косой страшно возненавидел меня и пытался при каждом удобном случае задеть либо словом, либо кулаком. Но я всегда давал ему жесткой сдачи, которая чрезвычайно его выбешивала! Ни с кем в интернате я не дрался так часто, как с Кособрюхом, но ему все было мало – чуть ли не ежедневно он продолжал нарываться на конфликты.

Искренне удивляясь идиотской настойчивости Косого, я не мог, вместе с тем, не задаваться вопросом: «А почему он, собственно, так бесился?». Скорее всего, дело в том, что я своим хладнокровным, но неотвратимым возмездием подрывал его хулиганский вес в классе, мешал наслаждаться безусловным лидерством и он делал все, чтобы убрать в моем лице эту досадную помеху.

Кроме того, многократно остававшийся на второй год, Косой высокомерно считал нас всех «мелюзгой», не заслуживающей уважения, и вдруг какой-то молокосос, на несколько лет его младше, начинает очень болезненно отбрыкиваться, да все норовит по лицу попасть – тут было от чего прийти в негодование!

Однажды Косой, подустав, вероятно, разбираться со мной своими руками, решил сделать это с помощью чужих. По его задумке, в одну из ночей ребята должны были устроить мне темную и хорошенько отметелить всей толпой! В качестве же предлога к избиению Косой не нашел ничего лучшего, как обвинить меня в том, что я «болею за коней», в то время, как «обязан поддерживать мясо»…