Голубиная Юность, или Чек Чан Кайши - страница 5




Олег после таких честных и теплых слов авторитетного жулика, не смог отказать, и согласился.


– Я Карасю скажу. Можно?


– Ему можно, но спрос с тебя будет как с полноценного, если он просвистит кому и общак хлопнут.


– Я за него как за себя ручаюсь, – заверил Барсик пожимая руки босякам.


– Остерегайся всех, особенно наркоманов, их сейчас все больше и больше становится. Ходят вынюхивают, высматривают, что слямзить, – на прощание предостерёг мальчишку Куцый.


Месик завел мотоцикл, Колька прыгнул в люльку, и блатные уехали.


Остался четырнадцатилетний пацан, с огнетушителем полным денег.


– Ни себе чешуя, масть прикатила, – вздохнул Барсик заходя в голубятню.





   Утром у мамы выпала из рук вилка. Её сын, разгильдяй и хулиган, ходивший в школу одетым в водолазку и брюки клеш, вышел из своей спальни в костюме. Он протянул маме галстук, и попросил,

– завяжи пожалуйста.


Отец, отставив пустую тарелку и прищурив один глаз, глянул на сына,

– банк с Карасем грабить собрались?


– Влюбился я, – хохотнул подросток, и вышел из квартиры.

4

Начинался ноябрь. Вся страна готовилась к великой дате – Шестидесятилетию Великой Октябрьской Революции. На большой перемене в фойе строились младшие классы и тренировались кричать лозунги.


Однажды в класс вошел физрук и спросил нет ли среди восьмиклассников желающих нести знамена на демонстрации.


Барсик первый вскочил с места,

– я желаю!


– И я! – вызвался Карась.


Физрук оглядел обоих, но забраковал Саньку, – ростом мал.


А Олегу велел остаться после уроков на репетицию.


Когда учитель физкультуры вышел, Олег шепнул другу,

– это зашибись что тебя не взяли. После прохождения трибун, когда на машину флаги грузить станем, я тебе его суну.


– На какой фиг он нам сдался? – удивился Карасик.


– А шест для шугала тебе не нужен? Ты видал какие длинные палки на знаменах?!



                ***


Голубей посадили на связки месяц назад, спутав нитками по оба крыла. Санька предлагал оборвать маховые перья на одном из крыльев. Но Олежка его отговорил,

– перья по длине одинаково не отрастут. Будут косокрылить при полете, испортим летную птицу.


И Саня согласился.


Несколько раз на неделе мальчишки, проверив надежность связок, выпускали голубей из гаража. Насыпав зерна на лист фанеры, они отходили чуток в сторону наблюдая за поведением птиц. Голубь косил в небо, оглядывал крыши домов, всем видом показывая, что он тут временный пассажир и здесь задержится ненадолго. Голубка вела себя как дома. Сама заходила в голубятню, и угу-кая звала своего принца. Голубя приходилось загонять, сам не шел. Санька на всякий случай вооружился рогаткой, отобранной когда-то у малышни.


– Это от кошек, если кинуться на голубей, – пояснил он, кивнув на место приезда мусоровоза, – вон их у помойки сколько мышкует.


-Туркмены умные голуби, – рассказывал другу Олежка,

– если свою крышу птица не найдет, то вернется туда откуда взлетела. Это мне мой дед рассказал, когда я с папкой за зерном ездил, – туркменские голуби такие же на вид как узбекские тасманы. Только у узбеков ножки покороче, а у наших высокие. А так один в один.


– Голубя Олежка предложил назвать Мудрым, так как освободившись за-ночь от связок он сидел на гнезде с видом связанного партизана, ища момент, чтоб упорхнуть.


Саня согласился,

– шибко мудрый, так его и назовем. А голубку давай Умкой звать.


– Умка, так Умка, – согласился Барсик.


На том и порешили.


В воскресение, дождавшись выходного дня, ребята решили снять связки и первый раз выпустить голубей. В первый выпуск поднимать их не следовало. Птица еще не прижилась, хотя место для гнезда парочка уже облюбовала. Ребятам и не нужно было чтоб их туркмены садились на яйца. Впереди зима, пискуны навряд ли выживут в неотапливаемой голубятне.