Если напиться в хлам, то никогда ничего не снится. Но позволить себе такую роскошь каждый день я не мог. Сегодня она снова была в моей голове. Такая реальная, но всё равно далёкая. Я хотел быть с ней. Так чертовски хотел. Иногда я люто хотел ее разлюбить. Хотел, чтобы отпустила меня. А она улыбалась мне и отвечала, что никогда не держала около себя. Потом я срывался, и мы занимались любовью так, что все мышцы на следующий день адово ныли.
Наши отношения были нездоровыми. По отдельности не получалось, и вместе ужиться тоже не могли.
Но теперь это не имело никакого значения. Я видел Аню в своем сне и мне стало вдруг чуть легче. Такое теперь случалось крайне редко. Она не убегала от меня. Просто стояла и улыбалась. Я не управлял собой. В реальности снов ты не можешь подчиняться себе. Мозг — хитроумный манипулятор — всё делает за тебя.
Я чётко запомнил, что пытался рассмотреть ее живот, спрятанный под свитером. Моим, кажется, свитером. Вряд ли уже могли быть видны какие-либо контуры, определяющие, что под Аниным сердцем возникла крошечная человеческая жизнь. Но я так внимательно смотрел, что глазам стало больно.
Потом Аня вдруг оказалась в моих руках, и я сошел с ума. Я всегда сходил рядом с ней с ума. Не знаю, что она со мной делала. Она была моей уязвимостью. Проклятием. Счастьем. Сокровищем. Болезнью. И я целовал. Целовал так, как это часто бывало в реальности. Эти поцелуи казались таким настоящими. Я чуть не плакал. Чёрт! Это уже была какая-то грань, ведь мужчины не плачут.
Ерунда всё это. Плачут. Еще как плачут!
Мои губы шептали имя Ани. Я был счастлив, потому что не знал — это временное. Это просто сон. Один из сотни других. Я постоянно попадался в эту ловушку. Как пацан. Мои руки сжимали ее тело, мои губы целовали ее губы. Мне было и больно, и радостно.
А затем я проснулся. Резко. С глубоким вдохом. Такое ощущение, будто вынырнул из самой Марианской впадины.
Ныл бок. Адово ныл. Нож, которым меня полоснул Фёдор, вошел глубже, чем я думал. И, возможно, смерть могла бы стать моим выходом. Но серьезных повреждений не было. Просто царапина. Глубокая грёбаная царапина. Фёдор убил мою женщину, моего не родившегося ребенка. Убил и думал, что останется безнаказанным.
Я жил местью. Жил тем днем, когда найду его и убью. Голыми руками. Минута отмщения должна была подарить мне покой. Но он так и не пришел ко мне. Легче не стало. Ни на йоту. Ни на секунду.
Медленно перевернувшись на спину, я открыл глаза. Чужая квартира. Мне понадобилось секунд тридцать, чтобы мозги встали на свое место. Каролина. Ло. Я у нее. Вырубился, как только голова коснулась подушки.
Осторожно повернув голову, я увидел копну светлых спутанных волос, что выглядывала из-под одеяла. Я привык к тёмным, немного кудрявым на концах волосам. В них всегда запутывался запах ментола и никотина.
Ло лежала на самом краю, свернувшись в позу эмбриона. Стараясь не шуметь, я медленно сел и сжал зубы, потому что боль была неслабой. Твою мать! Осторожно шевелиться и при этом держать язык за зубами — почти невыполнимая задача.
Встав на ноги, я забрал свои вещи и бесшумно вышел из спальни. Было еще слишком рано. Пять минут восьмого. Наскоро сменив повязку, я оделся и зашел на кухню. Маленькая кухня. С ощутимым женским отпечатком. Всё здесь было так аккуратно. И даже этот смешной маленький кактус, похожий на огурец, на подоконнике гармонично вплетался в жизнь своей хозяйки.
