Все это мне выложила госпожа Кранс в первые десять минут нашего знакомства, и я искренне согласилась, что замок поражал. Того же мнения придерживалась и новоиспеченная экономка «Кастилло», которая оказалась давней подругой госпожи Кранс и с энтузиазмом участвовала в нашей беседе.
Госпожа Нейроу в свои неполные сорок лет была женщиной уверенной в себе, напористой и хозяйственной. Полная, высокая, сильная, пожалуй, ей стоило родиться мужчиной, возможно, тогда бы судьба более благоволила к ней. Зычный генеральский бас экономки мало чем напоминал ангельский голосок, услаждающий мужское ухо, так что трудно было представить госпожу Нейроу в роли «прекрасной половины», но зато для роли экономки женщина подходила идеально.
Госпожа Нейроу рассказала, что никогда прежде не работала по найму. Денежная рента в банке позволяла вести безбедный, хотя и скромный, образ жизни. Но энергия и жизненная сила требовали своего воплощения.
Тут на террасе появился мой приятель Зиммельман, разнося по округе запах мужского одеколона «Давидофф». Видимо, он хранил флакон в своей машине и не забывал использовать в нужный момент. Надо же, я вспомнила этот запах спустя столько лет, профессор оказывается постоянен в своих привычках! Галантно поцеловав сухонькую ручку госпожи Кранс, доктор уселся в плетеное кресло рядом с ней. Личико «старушенции» даже порозовело от удовольствия. Беспричинно теребя свое шелковое платье, женщина самозабвенно смотрела в черные блестящие, как маслины, глаза моего приятеля и лихорадочно искала подходящий повод для беседы:
– Как ваши пациенты, доктор?
Зиммельман поморщился. Всю жизнь ему приходилось отвечать на один и тот же вопрос.
– Сходят потихоньку c ума… – отреагировал врач отработанной шуткой.
– Как говорил Бернард Шоу: «Сумасшедшие есть везде, даже в сумасшедшем доме», – заявила госпожа Кранс, пытаясь прослыть остроумной и интеллигентной одновременно.
По всему женщина была готова из кожи лезть вон, чтобы хоть немного обратить на себя внимание Зиммельмана. Только вот темы для разговора почему-то быстро исчерпывались, и госпожа Кранс в беспокойстве хваталась за новые.
– Говорят, в мае y вас лечилась сама Монсеррат Кабалье?
– У–гу, – промычал психиатр.
– И даже похудела при этом на два килограмма?
– У–гу…
– Ну, при ее весе, это все равно, что получить скидку в пять евро при покупке «Мерседеса».
Зиммельман никак не отреагировал на шутку. В задумчивости он пригладил непокорные седеющие кудри, обрамлявшие, как серебряная корона, его загорелую лысину. Несмотря на свой возраст, доктор оставался в приличной спортивной форме. Он сидел на вегетарианской диете и неукоснительно следовал режиму, практиковал по утрам пробежки в парке собственной клиники и совершал заплывы на дальнюю дистанцию, доступные лишь натренированным спортсменам.
Госпожа Кранс искренне восхищалась этим необыкновенным мужчиной, умным и динамичным, но он оставался недосягаемым для нее. Вот и теперь женщина мучительно пыталась продолжить беседу, перебирая в уме всевозможные сюжеты.
Наконец, повод подвернулся. На тропинке, ведущей к террасе со стороны моря, показалась высокая загорелая и очень привлекательная девушка. Ее длинные каштановые волосы беспечно развевались по ветру, а на хорошеньком личике светилась радостная беззаботная улыбка. Похоже, девушка совершенно забыла, что пригласила на вечер гостей, и, очевидно, это ее совсем не беспокоило. В своем джинсовом комбинезоне на широких бретельках, под которым виднелась тельняшка, Синди выглядела очень мило и обезоруживала простотой и непосредственностью. В ней не было ничего от «королевы подиумов». В жизни она выглядела еще прекрасней, чем на обложках журналов мод. И та самая родинка слева от ее рта, она оказалась настоящая, а не накладной мушкой. Просто само очарование!
