– Поезжай выспись, инспектор, – сказала Сакаи.
И ушла, постукивая измазанными грязью каблуками.
Я счастлива с тобой.
Прошу тебя, скажи мне слова любви.
*
Ивате снова приснился тот кошмар, где он падает. Он оставил на ночь окно открытым, и в комнату ворвался дождевой вихрь. В это утро свинцовое небо нависало еще ниже. Боль в голове больше не трубила сигнал тревоги, но, вставая с постели, он все же стиснул зубы. Подойдя к зеркалу, он раздвинул пальцами волосы, чтобы взглянуть на вчерашнюю рану, – и заметил у себя седину.
В его мысли ворвалась Клео, так что он споткнулся и схватился руками за раковину.
Она запустила пальцы ему в волосы, слегка впиваясь ногтями в кожу.
– Какие у тебя густые волосы…
Ивата хлестнул себя по щеке, сплюнул, задышал ровнее. Затем достал из полупустого шкафа белую сорочку и серый костюм. Одевшись, заварил себе кофе покрепче и проглядел утреннюю газету в поисках новостей об убийстве семьи Канесиро. Первая полоса была полностью посвящена вызывающим высказываниям премьер-министра и смерти Мины Фонг. В криминальной рубрике Ивата все же нашел небольшую статью, где говорилось об интересующем его убийстве в общих чертах. Упоминалось лишь имя отца, возраст детей был указан неверно. И ни слова о жестокости преступления или необходимости безотлагательного расследования; лишь скрупулезное перечисление фактов, словно речь шла не о гибели семьи, а о ценах на тунца. Ивата закрыл газету, и тут зазвонил телефон.
– Инспектор, это доктор Игути.
Ивата взглянул на часы: 8:32.
– Ах да, спасибо, что позвонили, доктор.
– Анализы крови, мочи и содержимого желудков всех четверых в норме, никаких отклонений. Но знаете, чья кровь обнаружена на лице отца? Индюшачья.
– Индюшачья?
– Представьте себе!
– Похоже, вы заинтригованы, доктор.
– Вот ведь странно, да?
– Что-нибудь еще?
– Да. Все жертвы вдыхали какой-то дым, возможно благовония.
– Интересно.
– Да, и черная субстанция на пальцах отца. Это самый обыкновенный древесный уголь. Проверьте, что скажут ваши криминалисты, но я почти уверена, что на потолке на месте преступления также следы сажи.
– Благодарю вас, доктор.
– Инспектор, еще одна деталь. Я прямо не знаю, что думать. На левом предплечье у отца след рассеченной раны, примерно три сантиметра. На момент убийства она уже затянулась.
– На этот вопрос я, пожалуй, могу ответить. Коллега Канесиро рассказал мне, что его преследовала какая-то девушка. Недели три назад между ними произошла стычка – и он вернулся в офис с порезом.
– Ну хоть это объяснилось. Рана нанесена не более трех недель назад и далеко не с такой яростной силой, как остальные. Но это странно. На него напали, но в полицию он не обратился. Разве это не подозрительно, инспектор?
– Нет, если в полиции к вам относятся как к грязи на своем башмаке.
– Хм. Что ж, тогда, пожалуй, у меня все.
– Спасибо, вы нам очень помогли.
– Ага. Ну, удачи! – бодро ответила Игути.
Ивата повесил трубку и выбежал на улицу. «Тойота» стояла в закутке позади его дома. Он завел машину, одновременно набирая номер Сакаи.
– Ивата. Ты еще жив!
– И тебе доброго утра.
– О, каждый день в токийском управлении – истинное счастье.
Ивата рассказал ей о благовониях, индюшачьей крови и саже.
– Ясно, – фыркнула она. – Пикассо полный шизик.
– Это не все, Сакаи. На руке у отца порез трехнедельной давности.
– О, черт. Думаешь, это был он? А?
– Доктор считает иначе. К тому же коллега Кане-сиро рассказал, что его преследовала какая-то девушка, возможно настроенная против корейцев вообще. Недели три назад она напала на него. Надо этим заняться.
